Бессердечно влюбленный - страница 30
День официально был нерабочим, но я облачилась в деловые брюки, шоколадного цвета водолазку, завязала тугую косу. Ничего лишнего. Как перед боем. Была б катана, прихватила бы. В газетку. Надо чувства и ощущения запомнить, чтобы потом записать. Специально захочешь, потом такого адреналина не прочувствуешь!
Я накрасилась чуть-чуть. Для уверенности. Сунула ноги в удобные туфли на низком каблуке. Да, они красные. Но не в кроссовках же в офис заявляться. А кто знает, что меня ждёт.
Села за стол и на чистом листе А4 старательно вывела:
«Заявление
Прошу уволить меня по собственному желанию».
* * *
Судя по открытой двери, он уже был у себя. Сердце пропустило удар. Я вся похолодела внутри, до самых пяток. Посчитала мысленно до десяти и заставила себя проделать пять шагов от двери приёмной к кабинету. Михаил сидел за столом, глядя в монитор. В костюме, расчёсанный, аккуратный, но бледный и несчастный какой-то. Очень человеческий. И я снова почувствовала себя виноватой. Тихо постучала.
– Вызывали?
Он вскинул голову. Глаза запали, но горят. Лихорадочно как-то. Ой…
– Да. – Босс кашлянул. Встал. – Проходите.
Что-то было в нём не так. Я собрала всю свою волю в кулак. Зашла и застыла у его стола.
– Садитесь, – указал он пальцем на стул.
– Да нет, я постою…
– Садитесь, я сказал! – рявкнул он, и я села. Была бы катана в газетке, уронила бы на пол.
– Виктория! Вчера вы перешли все границы! – начал он взволнованно и гневно, я такого тона у него вообще ни разу не слышала. – Вы оскорбили меня перед всем коллективом, партнёрами, клиентами! Вы сорвали сделку, к которой готовился не только я! Вы всю компанию подвели!
Я опустила голову, сжала пальцы.
– Да, простите. Это полностью моя вина. Никто не знал, каким будет выступление. Ни Алиса, никто… Я приношу вам свои извинения за… – У меня аж в губах закололось от волнения.
Он пошёл к противоположной стене кабинета и тут же рванул обратно. Навис надо мной.
– Одним извинением вам не обойтись!
– Я понимаю, – тихо ответила я и протянула ему заявление об увольнении.
Михаил глянул на него, вспыхнул, выдернул из моих рук. Развернулся ко мне спиной, я встала. Очень хотелось сбежать, пока он не видит. Но Михаил резко обернулся, и наши глаза встретились. Меня чуть не обожгло! Ничего себе железяка… Да что это с ним?! Бурлит, сверкает, словно металл в доменной печи. Он же… изваяние. Или нет?..
– Сбежать решили? – гаркнул он. – Нет уж! Так просто вы не отделаетесь, Виктория!
– Вы предлагаете мне сделать харакири? – вырвалось у меня.
Он моргнул растерянно.
– Почему харакири?..
– Ну, когда самурай подводит своего господина… – вжимая голову в плечи, заговорила я, понимая, что лучше бы замолчать, но оно говорилось само, – нужно написать хокку, сесть на колени и вспороть живот…
– Что?.. И это вы?! Вы называете меня бессердечным?! – расширил глаза он. Красивое лицо исказилось и покраснело. Даже уши.
– Простите… – сглотнула я и, отступая от него, снова села.
– Я не бессердечный! – выкрикнул он оглушительно, смяв в кулаке моё заявление. И потом тише, но чётче: – Я – руководитель! Это накладывает отпечаток… Это ответственность! Вы вообще знаете, что такое ответственность?! ВЫ!
Он навис надо мной. Меня вжало в спинку стула идущим от него напором. Ой, лучше бы оставался биороботом! Сейчас задушит! От него пахнуло жаром, мужским парфюмом и ещё чем-то очень мужским, у меня аж голова закружилась. Губы мои так горели, словно стали большими и красными, пульсировали, все в иголочках, кто его знает, почему. Надо срочно что-нибудь такое раз и не по теме, – пискнул, теряя надежду на выживание, внутренний голос.
– А вы пробовали пуэр? – спросила я неестественно громко.
Гневные зелёные глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, замерли. Словно система зависла. Раз-два-три… Лава отхлынула. Михаил снова моргнул.
– Какой пуэр?..
– Чай. Очень хороший. Успокаивает. Давайте я в офис закажу?
Михаил разогнулся. Выдохнул. Встряхнул головой. Прошёл в своё кресло и бухнулся в него. То аж скрипнуло.
– Я понял. Вы снова издеваетесь, – поджал губы он.
Я обратила внимание, что они у него тоже покраснели. Внезапно живой и очень человеческий, Михаил стал ещё красивее.
– Н-нет, – ответила я. – Мне просто вчера пуэр помог, я заснула. Я тоже понервничала. Правда. Ведь было не просто… Ну это… У меня брат хорошо в чаях разбирается. Даже церемонии чайные проводит…
– При чём тут церемонии? – мотнул головой Михаил, явно пытаясь взять себя в руки. В буквальном смысле – отдергивая из-под пиджака вниз манжеты рубашки. Словно хотел чёрт знает как их вытянуть. – Какой пуэр? Какой брат? – Посмотрел на меня удивлённо. – Вы что, заговариваете мне зубы?
Напряжение в воздухе внезапно схлынуло, стало не так горячо дышать.
– Да, – кивнула я. – Заговариваю. Простите. Вы ведь…
– … самодур и бессердечный тиран? – договорил за меня он и посмотрел так, что самой плакать захотелось. Не от страха, а почему-то. Словно, ему больно. И мне вдруг тоже. Сердце в груди сжалось. А он на меня смотрел, не отрываясь.
– Ну… ведь да, – виновато призналась я. – Нельзя же так с людьми. Совсем нельзя. Только…
– Что только? – невесело усмехнулся он.
– Кажется, вы с самим собой тоже тиран, – выдохнула я. – Не спите, не едите, не радуетесь…
– С чего вы решили? – его голос подсел.
– Вижу, – пожала я плечами. – Так что вы вроде как по заповеди. Как с собой, так и с другими. Но разве вам хорошо?
Он отвернулся и посмотрел в компьютер. Долго. Затем на меня и на смятое, как туалетная бумага, заявление. Разгладил его и… подписал. У меня воздух застрял в горле. Как это?! Вот так просто?! И тут Михаил сказал, видимо, собравшись и окончательно взяв себя в руки:
