Бессердечно влюбленный - страница 57
На розовых губах Вики осталась нежная белая пенка. Съел бы.
– Так почему я удав?
Вика, краснея, засмеялась. Она так мило смущается!
– Ну, потому что ты смотришь… будто сейчас задушишь.
– Страшно?
– Очень, – кивнула она.
– Хорошо. Я долго тренировался.
– Зачем? – изумлённо моргнула Вика. – Ты так намного красивее.
Я хмыкнул.
– А думаешь кто-нибудь из этих заносчивых менеджеров со списком рекомендаций и жизненным опытом стал бы слушать пацана? Пару дней хватило, чтобы понять: с демократией много не нарулишь. Особенно когда тебя априори ненавидят за то, что ты ещё сопляк, а уже владелец. Ведь отец вручил завод, когда мне было двадцать пять. Почти. И сказал: твоё, управляй.
– Так рано! – ахнула Вика. – А что ты делал до этого?
– У отца работал. Во всех отделах понемногу.
– Прям во всех?
– Участь дворника меня миновала. А так и младшим инженером поработал, и в отделе Сервиса, и в продажах, и в маркетинге. В банке был даже курьером, и почту сортировал, когда на каникулы приезжал из интерната.
– Как из интерната? – опешила Вика.
– Обычно. Из спортивного. Лёгкая атлетика. Сначала в России пять лет, потом два года в Штатах.
– Ничего себе! Ты хотел стать профессиональным спортсменом?
– Нет.
– А зачем тогда?.. – округлились у неё глаза. – Дома ведь лучше.
– Не факт. – Я отпил бурды с травой, которую французы обозвали чаем. – Спорт закаляет характер. Дисциплина выбивает дурь.
– Неужели у тебя было так много дури? – неловко хихикнув, пробормотала Вика.
– И не поверишь! – усмехнулся я. – Лет в двенадцать я забил на учёбу, подсел на компьютерные игры. Отец как раз завёл новую пассию, а я принялся всячески изводить её. Даже налил ей в кошелёк клея и въехал на только что подаренном ей Мерсе в стену конюшни. Дурак был ещё мелкий, не мог отцу простить, что он так быстро маму забыл. Потом сбежал к бабушке с дедушкой, к маминым. Только, как кретин, прихватил с собой его кредитую карточку. Нашли меня в два счёта. Кстати, с тех пор мне денег карманных и не давали больше. Только что заработал сам, то моё. В школе даже стыдно было: вроде сын банкира, а одет хуже всех, причём ни на кино, ни на мороженое денег не было. Ешь только то, что в столовке дают. Ненавижу столовки с их запахом. Лучше ничего не съесть, чем гадость.
Вика опустила ресницы, задумавшись о чём-то.
– А давай не будем об этом, – махнул я рукой. – Ерунда…
Голубые глазищи снова уставились на меня, куда-то в самую душу.
– Нет-нет, рассказывай!
– Да это не интересно.
– Наоборот, про тебя мне интересно всё. Просто стало многое понятно.
– Что, например? – удивился я.
– Правильно на востоке говорят: «Понять человека можно, только походив в его туфлях», – вздохнула она. – А судить кого-то – последнее дело. Теперь мне понятно твоё отношение к запахам в офисе. И да, извини за тот котлетно-борщевой терракт.
Терракт? То есть там был какой-то злой умысел? Хм… Но ведь вкусные были котлеты. Так что надо ковать железо, пока горячо! И я сказал с наносной строгостью, словно раскусил уловку давно и сразу:
– Он будет прощён только при одном условии.
– Каком?
– Ты должна мне раскрыть все секреты технологии приготовления котлет.
Вика улыбнулась:
– Да там нет никаких секретов. Хорошее мясо, лук и картошка.
– Не скажи, – ответил я. – Я пробовал такие сделать, у меня не получилось.
– Ты?! Котлеты?!
Я кивнул и понял, что мне нравится её удивлять. У неё такая мимика богатая – хоть целый день смотри, как меняется взгляд, как с любопытством вздёргивается носик, краснеют ушки, движутся губы. Я уже не говорю про глаза. Театр одного актёра. Актрисы, точнее. Смешной, красивой, милой, игривой. Вот кому эмоции идут! И сейчас уголки её губ разъехались в стороны, обнажив ровные зубки – это Вика засмеялась.
– Что такое? – спросил я.
– Представила тебя в пиджаке и с фартучком. Как у Маню. В сердечках.
– А вот этого не надо, – погрозил я пальцем. – У снежных людей сердечки отнимать не гуманно. Ну что, расскажешь технологию?
– Конечно, – засияла она. – Хоть сейчас. Только доедим круассаны.
– Договорились.
– А что ты вообще любишь? – спросила Вика. – Знаешь, перед тем, как я устроилась к тебе на работу, Даха выдала мне длинный список всего, что ты не любишь…
– Заговорщицы… – покачал я головой, но любопытство взяло своё. – Правда длинный?
– О да, просто «Рукопись, найденная в Сарагосе»!
– Вот эту книжку я точно не люблю. Нуднятина.
Вика шутливо записала пальчиком на салфетке:
– Ага, список пополнился. А вот противоположный ограничивается молочным шоколадом и чаем «выпади глаза». Хотелось бы списочек разнообразить.
Я хмыкнул и стал рассматривать потолок, размышляя. О чём мы болтаем? Как дети, честное слово! Но приятно…
– Итак, я люблю футбол.
– Питерский.
– Конечно! Зенит – чемпион. И вообще я очень люблю Санкт-Петербург. И пироги. Всякие. И сладкие, и с мясом, и с капустой, но чтобы домашние. Люблю горные лыжи. Трассы самому прокладывать. Знаешь, чтобы потом гадали, кто там первым проехал.
– Ого! Потрясающе!
А у неё дар красиво удивляться! Прям сам себе героем кажешься. Уже задним числом заметил, как плечи развернул и грудь выпятил. Офигеть, «Бэтмен»… Но она смотрела без иронии, действительно сияла восторгом. И я продолжил:
– Люблю снег. Даже если в лицо. С ветром. Но такой, чтобы жизнью пах. На преодолении! Холод люблю. Наверное, пока всё.
– Как интересно… А я растение теплолюбивое, но зато люблю пироги делать. У меня прабабушка на всю семью пекла всегда. Во дворе нашего старого дома стояла большая летняя печь, и прабабушка выкладывала пироги на чистые полотенца, румяные такие, красивые. С вареньем, с творогом, с рыбой, с капустой – королевский, курник, с яблоками. Потом тётя пекла тоже. Мама как-то меньше.
