Обреченные обжечься - страница 95
Мои картины вновь начали выставляться и продаваться в “уже его” галерее, и мы с Патриком стали видеться чаще, чем один раз в конце месяца в баре за углом моего дома.
Вскоре я заметила, что мой друг ко мне неровно дышит. Мне это не понравилось и я не скрыла этого. Патрик был женат, и хотя я была в курсе того, что он был несчастлив в браке, сам факт того, что за мной может ухаживать женатый мужчина, казался мне аморальным и в первую очередь именно с моей стороны.
Патрик выслушал мои убеждения невозмутимо и так же невозмутимо продолжил делать мне комплименты, приглашать меня на чашку кофе и иногда дарить одну или три алые розы. Он сказал мне, что ему просто хочется иногда проводить время с красивой и умной женщиной, которая называет его по имени, а не по фамилии. Немного подумав, я всё-таки стала для него понимающей подругой, способной с благодарностью принять комплимент, цветок и оплату за кофе. Я просто удовлетворяла его естественные потребности быть приятным мужчиной для женщины, которая ему приятна. И просто не могла подставить того, кто всё это время протягивал мне обе свои руки для безвозмездной помощи.
Трагедия его брака была проста и сложна одновременно. Он не мог простить жену за измену. Несколько лет назад он случайно узнал о том, что у неё был серьёзный роман с его бывшим подчинённым. Этот роман продлился целый год, а Патрик узнал о нём лишь после того, как всё закончилось и прошли годы. Патрик решил сохранить этот брак ради их пятилетнего сына, однако охладел к своей супруге настолько, что в конце концов перестал выносить её присутствие в своей жизни.
Спустя три года после того, как я вернулась в галерею, которая теперь принадлежала Патрику, он развёлся. Его сыну тогда было всего десять лет, но, как ни странно, он понял решение отца. Возможно потому, что он видел, как его мать, всё это время упорно играющая роль жертвы, уже спустя месяц после развода с мужем завела новые отношения и в течении следующих пяти лет сменила с десяток мужчин разных мастей и социальных статусов.
На момент развода Патрика мой паспорт упрямо утверждал, что мне исполнилось сорок девять лет. Значит, прошло пять лет, а я так никого и не нашла, и меня тоже никто не нашёл. Новые знакомые, коллеги, соседи и никого из “старых добрых” друзей. Мысль о том, что я никому не нужна, теперь посещала меня ежедневно, и всё же где-то в глубине души я ощущала, что это всё неправда, что где-то есть как минимум один человек, который ожидает моего возвращения… Я так сильно хотела в это верить, что выдумала эту ложь, чтобы утешить себя за пятничной бутылкой пива в баре старика Джо. И это работало… Я буквально жила ради этого одного-единственного, выдуманного моим воспалённым и уставшим от попыток вспомнить подсознанием, Человека, который будто бы где-то на краю света ожидал моего возвращения, и которого на самом деле не существовало, как и того края света, где Он мог бы меня ждать… Как же я была одинока!.. Этого никто и никогда не сможет понять и, к сожалению, отнять у меня. Я бы отдала всё на свете, чтобы забыть об этом одиночестве, о его пожирающей силе, о его пугающей пасти, пережёвывающей меня всю без остатка ежедневно, ежечасно. Я была совершенно одна в большом мире, большом городе, большом доме, большой квартире… Такая маленькая во всём таком большом. Везде и всегда. Одна-одна-одна…
После развода Патрик стал ухаживать за мной более настойчиво. Возил меня по улицам Нью-Йорка на своём дорогом серебристом кабриолете, дарил пышные букеты роз, расширил до бесстыдных размеров выставку моих картин, отдав под неё целый зал, но я никак не могла ответить ему взаимностью. За последующие пять лет его холостой жизни мы так и не смогли сойти с мёртвой точки наших отношений. Только ухаживания и ничего больше.
Патрик невероятно трезво осознавал, что не сможет быть со мной “полностью” вместе, пока я не расставлю все точки над i в своём прошлом, поэтому на протяжении пяти последних лет он продолжал одаривать меня ухаживаниями, не решаясь требовать от меня больше моей улыбки. Но одновременно он был не из тех, кто способен жить одними надеждами, ему необходимы были гарантии, и я пообещала ему, что отвечу на его чувства, если он найдёт для меня моё прошлое.
Мы договорились: моё прошлое в обмен на мой ответ.
Всё это время он вёл частный розыск по всем штатам и его безумно злил тот факт, что он не получал результата.
Полтора года назад его озарила догадка. Вдруг я не местная? Не просто не из Нью-Йорка, а вообще не из США? Может быть даже не из Северной Америки.
Эта мысль стала для меня идеей-фикс. Теперь я жила ей, я верила в неё, я жаждала перестать быть одной из сотен тысяч “однажды и навсегда пропавших без вести” людей…
Всё произошло так внезапно и настолько резко, что я, готовящаяся к этому моменту целое десятилетие, вдруг оказалась совершенно неподготовленной. Мы с Патриком сидели на диване у меня в гостиной, пили вино и обсуждали грядущую выставку, когда он достал из внутреннего кармана своего пиджака распечатку с цветным фото. С моим фото. Не смотря на то, что на нём была изображена женщина моложе меня, я была уверена в том, что это я. Это была распечатка из какого-то неизвестного мне полицейского участка…
Я была подана в розыск, но не здесь, не в Нью-Йорке, не в США и даже не в Америке! Изабеллу Палмер разыскивали в Великобритании! Дело уже давно считалось “просроченным” и официально закрытым!..
…Меня объял шок – страх – ужас!..
Он сделал это!.. Патрик сделал это!.. За десять лет и девять месяцев моей пустой жизни он нашёл первую настоящую зацепку! Меня кто-то когда-то искал… Значит, меня всё-таки кто-то потерял!.. Главное, чтобы этот кто-то всё ещё был жив, всё ещё помнил меня, всё ещё ожидал моего возвращения…
