Закон Моисея - страница 27

Джорджия махнула мне рукой с фонариком. Круг света сделал петлю, когда она развернулась, ожидая, что я последую за ней. Что я и сделал.

Она рывком открыла дверь, достала из-под пассажирского кресла оранжевую пластиковую коробку и выжидающе похлопала по сидению.

— Сможешь залезть?

Я проворчал:

— Это всего лишь царапина. Тебе не придется проводить ампутацию или что-то в этом роде.

— Ну, она безумно кровоточит.

Я закатал штанину, и Джорджия занялась игрой в доктора, пока я смотрел на ее белокурую макушку и удивлялся в миллионный раз, какого черта она продолжает крутиться возле меня. Что ее привлекало? Девушка любила вызов, и это было легко заметить. Я наблюдал, как она скакала верхом на той черной лошади через заборы и поля, летала так, словно принадлежала небесам. Я наблюдал, как она обхаживала и терпеливо добивалась расположения жеребца, пока он не стал настолько очарован, что бежал к ней, стоило только позвать. Я не был животным и не хотел быть ее следующим завоеванием, но я абсолютно уверен, именно им я и был.

Это мысль разозлила меня и, как только Джорджия закончила, я опустил штанину, вышел из кабины и направился к своему джипу, не сказав ни слова. Она семенила позади меня.

— Иди домой, Джорджия. Ты нарушаешь еще один мой закон: не преследуй меня.

— Это твои законы, Моисей. Я не согласна ни с одним из них.

Я слышал ее шаги и остановился против своей воли. Повсюду было разбросано разбитое стекло и пивные банки. Этот туннель неделями был местом постоянных сборищ. Дети из старшей школы напивались здесь гораздо чаще, чем в любом другом месте в городе, если пустые банки и бутылки считать свидетельством этого факта. Я не хотел, чтобы она поранилась. Я пошел обратно и взял ее за руку, провожая обратно к ее грузовику.

— Иди домой, Джорджия, — повторил я, но на этот раз постарался произнести это чуть более доброжелательно.

Я открыл водительскую дверь этого ржавого корыта, которое она звала Мёртл, потому что это рифмовалось с «Тёртл» (прим. ред. — черепаха) и характеризовало то, как быстро оно ездило.

— Почему ты нарисовал ту девушку? На автостраде. Почему ты это сделал? Что это значило?

Ее голос был печальным, словно она чувствовала себя преданной. Я только не мог догадаться, кто ее предал.

— Я видел ее изображения, поэтому и нарисовал, — с легкостью ответил я.

Это была почти правда. В действительности я не видел ее изображения, не в том смысле, как это прозвучало. Не на листовке, хотя одна и висела на доске объявлений возле почты. На самом деле я видел ее в своей голове.

— Тебе понравилось, как она выглядела?

Я пренебрежительно пожал плечами.

— Она милая. Это печально. Мне понравилось изображать ее.

Правда. Она была милой. Это было печально. И мне действительно понравилось изображать ее.

— Ты знал ее?

— Нет. Я знаю, что она мертва.

Джорджия выглядела шокированной. Даже в темноте, залитой лишь лунным светом, я мог заметить, как сильно огорчил ее. Думаю, я хотел расстроить ее. Хотел, чтобы она боялась.

— Как?

— Потому что дети, изображенные на листовках, обычно уже мертвы. Она откуда-то отсюда, верно?

— Не совсем. Она из Санпита. Но это такой же маленький город, как и этот. И странно, что она просто исчезла без следа. Она уже вторая девушка, пропавшая подобным образом за последний год. Всё это пугает, понимаешь?

Я кивнул. Имя девушки было Молли. И она определенно была мертва. Она продолжала показывать мне различные вещи. Но не о ее смерти. О ее жизни. Теперь я надеялся, что она оставит меня в покое. Это продолжалось уже достаточно долго. Понятия не имел, почему она вообще приходила ко мне. Обычно, существовала какая-либо связь. Я никогда прежде не встречал Молли. Но я надеялся, что теперь она уйдет. Нарисуй их, и они уйдут. Это был способ признать их. И обычно этого было достаточно.

— Итак, ты находишься здесь посреди ночи, чтобы рисовать ее. Это тоже странно, — храбро произнесла Джорджия, удерживая мой взгляд.

Я снова кивнул.

— Ты боишься, Джорджия?

Она просто смотрела на меня так, словно пыталась залезть ко мне в голову. Моя маленькая заклинательница лошадей, пытающаяся и меня приворожить. Я потряс головой в попытке очистить мысли. Она не была моей заклинательницей лошадей. Она вообще не была моей.

— Да. Я боюсь. Я боюсь за тебя, Моисей. Потому что любой увидит это. Полиция увидит это. И люди будут думать, что ты что-то сделал той девушке.

— Так думают везде, где я появляюсь, Джорджия. Я привык.

— Ты всегда рисуешь мертвых людей?

Ее голос ударил меня, словно кнут. Я ощутил, как правда, которую держал в секрете, со свистом хлестнула меня по лицу.

Я отступил, ошеломленный, что она так легко разгадала эту часть меня. Я шел к своему джипу, не желая ничего, кроме как бежать, бежать, бежать не останавливаясь. Почему я не мог просто убежать? У меня было еще семь месяцев до окончания школы, но я работал над своим аттестатом и копил деньги. Семь месяцев. А затем, несмотря на то, как сильно я любил Джи, несмотря на то, как ранила мысль, что я никогда больше не увижу Джорджию, я покину этот забавный маленький городок со всеми его любопытными жителями вместе с их подозрительностью, назойливостью и болтливостью. И я буду двигаться вперед, рисуя, где бы я ни проезжал. Я не знал, как бы я выживал, но выживал и был бы свободен. Настолько свободен, насколько не был никогда.

Джорджия быстро шла за мной.

— Ты нарисовал моего дедушку на стене конюшни. Он был мертв уже двенадцать лет. Мне было пять, когда он умер. Ты также нарисовал молнию на стене конюшни Шарлотты Баттерс. Ее муж погиб во время бури в той самой конюшне, когда в нее ударила молния. Ты нарисовал мужчину по имени Рэй на доске в классе мисс Мюррей, и я выяснила, что ее жениха звали Рэй. Он погиб во время несчастного случая за две недели до их свадьбы. До этого ты разрисовывал стены внутри старой мельницы. Их я тоже видела. Я не узнала лица людей, которых ты изобразил, но они все тоже мертвы, так ведь?