Закон Моисея - страница 65

На плите была выгравирована лошадь. Лошадь, которая выглядела так, будто ее задняя часть покрыта пестрыми пятнами. Пегая. Возле надгробного камня в ярко-желтой вазе стоял пышный букет полевых цветов. В моей голове пронеслось воспоминание Илая о том, как женщина поет песню: «Ты мое солнце…», и я поймал себя на том, что произнес эти слова вслух. Упоминания имени Джорджии не было на этом надгробии, но я точно знал, испытывая тошноту и шок, что она была матерью Илая.

Я посчитал месяцы в обратном порядке только, чтобы удостовериться. Девять месяцев до июля две тысячи седьмого года — это октябрь две тысячи шестого. 

Джорджия была матерью Илая. А я был отцом Илая. Должен был быть им.

Джорджия  

Я родила Илая двадцать седьмого июля две тысячи седьмого, за месяц до того, как мне исполнилось восемнадцать. До трех месяцев никто не знал, что я беременна. Я бы скрывала этот факт и дальше, но облегающие джинсы, которые я носила ежедневно, не застегивались, и мой плоский живот больше не был достаточно плоским, а стройные бедра достаточно стройными, чтобы втиснуться в тесный, безжалостный деним. Но ужас моего трудного положения не ограничивался только беременностью, он был связан и с тем фактом, что Моисей был отцом, а имя Моисея стало проклятьем, произносимым с шипением везде, куда бы я ни пошла.

Мы с родителями обсуждали вариант отдать ребенка на усыновление, но я не смогла так поступить. Я не могла поступить так по отношению к Моисею. Все, что между нами было, потеряло бы значение. Моисей мог никогда не узнать о своем ребенке, и мог навечно остаться один, но с его ребенком этого бы не случилось. И даже несмотря на то, что порой я его ненавидела, представляла безликим мужчиной, не знала, где он и чем занимался в данный момент, я не могла отдать его ребенка. Я не могла этого сделать.

В тот день, когда родился Илай, речь уже не шла обо мне, или Моисее, или о том, чтобы оставаться сильной или быть нерешительной. В мгновение ока, все остальное потеряло значение, кроме Илая. Мальчика, который был зачат во время кружащего вокруг хаоса. Мальчика, который был так похож на своего отца, что когда я только взглянула на его крошечное личико, то сразу безумно полюбила, что полностью разрушило чувство сожаления о его зачатии и превратило в пыль. Беззащитный, чтобы навредить нам, как бумага против пламени моей преданности и самоотверженности, которая переполняла мое сердце и увековечила прекрасное лицо моего ребенка на скрижалях истории, отныне он не безликий, отныне о его появлении не сожалеют.

— Как ты его назовешь, Джорджия? — прошептала моя мама, слезы текли по ее лицу, когда она смотрела, как ее дочь стала матерью. Она постарела за несколько месяцев с тех пор, как я облегчила душу, все ей рассказав. Но благодаря бесценной новой жизни, превратившей больничную палату в некое сакральное место, она выглядела спокойной. Я задумалась, отражалась ли на моем лице такая же умиротворенность. Мы все будем в порядке. У нас все должно быть хорошо.

— Илай.

Моя мама улыбнулась и покачала головой.

— Джорджия Мари, — засмеялась она. — Как Илай Джексон, наездник быков?

— Как Илай Джексон. Я хочу, чтобы он взял жизнь за рога и насыщенно ее прожил. А когда он станет самым лучшим из когда-либо живших наездников быков, даже лучше, чем его тезка, все будут скандировать имя Илая Шепарда.

Я заранее спланировала свой ответ, и он звучал чертовски хорошо, потому что я была искренней. Но Илая я назвала не в честь наездника быков. Это было всего лишь удачное совпадение. Я назвала его Илаем ради Моисея. Никто не хотел думать о Моисее. Никто не хотел говорить о нем. Даже я. Но мой ребенок был и его ребенком. И я не могла притворяться, будто это не так. Я не могла полностью вычеркнуть его.

Я долго и упорно думала о том, какое же имя дать своему малышу. Я прошла УЗИ на двадцать первой неделе и знала, что будет мальчик. Я выросла на книгах Луиса Ламура и была уверена, что родилась не в то время. Если бы у меня была девочка, я бы назвала ее Энни. Как Энни Оукли, как в «Энни получает ваше оружие». Но это был мальчик, и я не могла дать ему имя Моисей.

Я рылась в Библии, пока не нашла стих в Исходе, где Моисей рассказывает о своих сыновьях и их именах. Самого старшего звали Гирсам. Глядя на это имя, я поморщилась. Может быть, оно и было популярно во времена Моисея, как Тайлер, или Райн, или Майкл в наши дни, но я не могла поступить так со своим ребенком. Имя второго сына было еще хуже — Елиезер. В священном писании Моисей сказал, что он назвал его Елиезер, потому что «Бог отца моего был мне помощником и избавил меня от меча фараонова».

В книге детских имен, которую я купила и досконально изучила, говорилось, что имя Елиезер означает «Бог помощь» или «Бог есть его помощь». Мне это понравилось. Я считала так: Моисей был спасен от меча Дженнифер Райт. И, может, был спасен для того, чтобы мой сын смог прийти в этот мир. Я была молода, что я понимала? Но имя казалось подходящим, потому что я не сомневалась, что мне понадобится вся помощь, какую я только смогу получить — от Бога и от всех остальных.

Илай (прим. пер. — имя героя Илай с англ. Eli составлено из первых букв имени Елиезер — Eliezer) Мартин Шепард. Илай, потому что он был сыном Моисея, Мартин в честь моего отца, Шепард, потому что он был моим.

Я завершила последний учебный год, имея огромный живот в связи с беременностью, и окончила школу вместе со своим классом. Я никогда не отвечала на вопросы, никогда не говорила о Моисее. Я позволяла людям судачить, а моему среднему пальцу отвечать вместо меня, когда требовалось ответить. В конце концов, люди свыклись с этим. Но они все знали. Стоило лишь взглянуть на Илая, чтобы все понять.