Закон Моисея - страница 66
У Илая были такие же карие глаза, как и у меня, и мама говорила, что у него моя улыбка, но все остальное было от Моисея. Его волосы представляли собой копну черных кудряшек, и мне было любопытно, выглядели бы волосы Моисея также, если бы он их отрастил. Они всегда были подстрижены настолько коротко, что походили на щетину. Мне было интересно, что подумал бы Моисей, увидев Илая. Узнал бы он себя в нашем сыне? Но я сразу отталкивала эти мысли подальше и притворялась, что мне нет до этого никакого дела, снова представляя Моисея безликим человеком, чтобы не начинать их сравнивать.
Но в других аспектах Илай походил на меня. Он был полон энергии и начал ходить в десять месяцев. Следующие три с половиной месяца я только и гонялась за ним. Он смеялся и убегал, и никогда не стоял без движения, кроме тех случаев, когда наблюдал за лошадьми. В такие моменты он вел себя тихо и спокойно, как я и просила его. И он смотрел так, словно в мире не было ничего лучше и ничего прекрасней, и не существовало никакого другого места, где бы он хотел находиться. В точности, как его мама. И кроме детских рисунков, свойственных всем малышам, и случающихся иногда беспорядков, когда он с наслаждением повсюду размазывал еду, больше он не демонстрировал никаких наклонностей к рисованию.
Хотя я не могла все время оставаться дома и заботиться о нем. Моя мама сидела с ним три раза в неделю, пока я час добиралась на север в Университет долины Юты, который был моим планом еще до того, как Илай изменил мои приоритеты. Мечты о родео и стремление быть в баррел-рейсинге лучшей в мире отошли в сторону. Я решила пойти по стопам своих родителей — лошади и терапия. В этом был смысл. У меня хорошо получалось ладить с животными, особенно с лошадьми. Я бы могла заниматься любимым делом и, может быть, со временем научилась бы чему-нибудь, что помогло бы мне свыкнуться с моими отношениями с Моисеем. Я привыкла к своей жизни в Леване. У меня не было планов отсюда уезжать. Это было замечательное место, чтобы растить Илая среди людей, которые его любили. Оба моих родителя были родом отсюда, и их родители тоже, за исключением одной из бабушек, которая преодолела весь хребет, приехав из Фортейн Грин, что по другую сторону холма, в нашу долину. На кладбище предки пяти поколений Шепардов покоились рядом со своими женами. Пять значимых. И я была уверена, что однажды и я буду лежать здесь.
Но Илай меня опередил.
19 глава
Моисей
Я не переставал думать об этом. Я не вернулся в дом Джи и не рассказал Тэгу о том, что увидел на кладбище. Меня переполнял бушующий гнев, но он был всего лишь маской, за которой скрывался тихий ужас от осознания правды. Я поехал прямо к Джорджии и широкими шагами обошел вокруг ее дома, направляясь к загонам и хозяйственным постройкам, расположенным позади него. Ее больше не было в круглом загоне. Конь, которого она звала Кас, пасся на пастбище, пощипывая траву недалеко от забора, и как только я приблизился, тут же навострил уши. Он резко заржал и встал на дыбы, словно я был хищным зверем. Я наблюдал, как Джорджия наливает воду в корыто, и так же, как и Кас, она резко вскинула голову и, окаменев, с беспокойством наблюдала за тем, как я приближался.
— Чего ты хочешь, Моисей?
Напрягая мышцы, она перетащила охапку сена ближе к забору и потянулась за вилами, чтобы распределить ее между лошадьми, которые с опаской наблюдали за мной, не желая приближаться, даже если их ужин был подан. Ее голос был жестким и грубым, но на самом деле я слышал в нем панику. Я пугал ее. Я был крупным мужчиной и наводил страх. Но дело было не в этом. Не по этой причине она боялась. Она боялась меня, потому что убедила себя в том, что никогда меня не знала. Я был незнакомцем. Я был ребенком, который рисовал картинки, в то время как его бабушка лежала мертвой на кухонном полу. Я был психом. Некоторые даже считали, что это я убил свою бабушку. А некоторые думали, что я убил много людей. Я не знал точно, что думает Джорджия. Но в тот момент мне было все равно.
— Чего ты хочешь? — повторила она, когда я забрал вилы из ее рук и закончил за нее работу. Я нуждался в отвлечении. Ее руки бессильно упали по бокам, и она сделала шаг назад, явно неуверенная в том, что происходит.
— У тебя был сын.
Я продолжал ворошить сено и сгребать его частями к забору, не глядя на нее, пока говорил. Я никогда не смотрел на членов семьи, обращающихся ко мне. Я просто продолжал говорить, пока меня не прервут, или не накричат, или не зарыдают и не начнут умолять продолжить. Обычно этого было достаточно. Мертвые оставляли меня в покое, когда я доставлял сообщение. И я был свободным до тех пор, пока в следующий раз один из них снова не потревожил бы меня.
— У тебя есть сын, и он продолжает показывать мне образы. Твой сын… Илай? Я не знаю, что именно он хочет, но он не оставит меня в покое. Он не оставит меня в покое, и поэтому я здесь. Может, для него этого будет достаточно.
Она не прервала меня, не накричала и не убежала. Она просто стояла, обняв себя руками, а ее глаза были прикованы к моему лицу. Я мимолетно встретился с ней взглядом и снова отвел его в сторону, сосредоточившись на точке прямо поверх ее головы. С сеном было покончено, поэтому я оперся на вилы и стал ждать.
— Мой сын мертв.
Голос Джорджии звучал неразборчиво, словно ее губы превратились в камень, и она не могла без труда произнести ни слова. Я еще раз быстро взглянул на ее лицо. Она же, напротив, полностью оцепенела. Ее лицо было настолько неподвижным, что напоминало скульптуры из моих книг. В приглушенном свете золотистого полудня ее кожа казалась гладкой и бледной, прямо как мрамор. Даже ее волосы, заплетенные в длинную косу, перекинутую через плечо, выглядели бесцветными и тонкими и напоминали мне о тяжелой веревке, не раз показанной мне Илаем, которая кружилась в воздухе и забрасывалась извилистой петлей через голову лошади с цветными пятнами.