Кактус. Никогда не поздно зацвести - страница 51
– Так что ты решила? – спросил он, водя мыском ботинка по трещинам на тротуаре. Руки он сунул глубоко в карманы своих вельветовых брюк и всячески избегал смотреть мне в глаза. И тут произошла странная вещь: вместо слов «Спасибо, но нет» у меня вырвалось:
– Я согласна.
Я была ошарашена не меньше Фила. Мы уставились друг на друга и стояли, пока сирена проезжавшей полицейской машины не разрушила чары. Мы неловко обнялись, не зная, как вести себя в столь важный момент, а потом отметили событие двумя кока-колами и большой порцией попкорна. Так я оказалась помолвленной в возрасте двадцати лет. Моя мать показалась мне… скажем так, умеренно довольной, когда я сообщила ей новость. Но она настояла, чтобы я немедленно позвонила тетке Сильвии. Тетка, в своем обычном театральном и чересчур эмоциональном репертуаре, тут же разрыдалась, как я заключила, от радости, отчего ее речь стала еще менее связной, чем обычно. Зато реакция Эдварда была совершенно иной.
– Помоги боже бедному дураку, – бросил он, сморщив лицо с выражением ревности, злобы и насмешки. – А он знает, что решается на пожизненный обстрел из критики и неодобрения? Пожалуй, надо перемолвиться с ним словечком!
Словечком дело не ограничилось. Эдвард потрудился гораздо больше.
– Я хочу послушать твою стратегию – давай выкладывай все про план кампании, оружие и размер твоей армии, – заявила Бриджит, утирая рот тыльной стороной руки.
– Наступление начнется по двум направлениям, – отозвалась я, поддержав весьма избитую метафору подруги. – Злонамеренное влияние Эдварда и недееспособность матери. В данный момент я собираю войска на обоих фронтах.
Я пояснила, что, по моему мнению, Эдвард заставил мать сделать то, на что она, находясь в ясном рассудке, никогда бы не пошла.
– Хм-м-м. Злоупотребление влиянием – скользкая штука. Тебе придется добыть поистине твердокаменные доказательства, что твой брат замышлял дурное. Что у тебя на него есть?
Задумавшись, я впервые поняла: немного. Я пересказала Бриджит, что мне удалось собрать по крупицам из разговоров с теткой Сильвией и Робом.
– Но я категорически и недвусмысленно заявляю, что Эдвард все подстроил, даже если никто больше не скажет об этом прямо. Показания свидетелей весьма красноречивы – он знал, где хранится черновик завещания, и организовал подписание документа.
– Старушка, этого недостаточно. – Бриджит сложила руки на полной груди и устремила на меня взгляд почтенной матроны, отточенный, не сомневаюсь, на самых несговорчивых клиентах. – Мне же не надо тебе говорить, что эмоциональное заявление о виновности Эдварда само по себе судью не убедит. Если ты не нароешь настоящий компромат – например, что он вел ее к нотариусу, заломив руку за спину, или угрожал распустить ее драгоценное вязание, – обвинение в злоупотреблении влиянием обречено на провал. А упертостью ты рискуешь настроить суд против тебя. Все решат, что ты просто завистливая обиженная сестрица, которая не желает смириться с тем, что мамаша поставила благополучие сына выше дочернего. Я-то так не считаю, учти, но гораздо полезнее сосредоточиться на том, что ты в состоянии доказать, чем мутить воду тем, чего ты доказать не можешь.
– Да, но снять обвинение в злоупотреблении влиянием означает перенести основное внимание с Эдварда на мою мать, – возмутилась я. – Это как освободить его от вины и согласиться – да, она сама так решила. Я не допущу, чтобы ему все сошло с рук!
– Послушай, старушка, я скажу тебе то, что говорю всем моим клиентам. Ты наверняка уже поняла – речь сейчас не о том, чтобы занять бóльшую моральную высоту или отстоять свое мнение, а о том, чтобы выиграть дело в суде. Больше ничего. Отложи неприязнь к Эдварду и рассуди холодно и трезво, что тебе необходимо, чтобы получить половину продажной стоимости дома. Забудь свои попытки доказать, что Эдвард ублюдок, а ты святая. Если ограничить наступательную стратегию отсутствием дееспособности у твоей мамы, это в любом случае будет означать, что в своем состоянии она сделалась уязвимой для корыстных подходцев Эдварда. Этим ты отнюдь не убираешь намек на то, что он интригами заставил мать поступить вопреки ее желаниям.
– Бриджит, я не согласна. Этот факт необходимо озвучить в суде. Я хочу видеть вердикт, где черным по белому будет сказано, что Эдвард бесчестен и аморален. Этого нужно было добиться много лет назад, и я не стану уклоняться от этого сейчас.
Бриджит откинулась на спинку стула, который заскрипел под ее весом, и покачала головой.
– Ты вот-вот заговоришь как одна из моих одержимых клиенток. Отстранись на секунду от этой темы и подумай, как ты будешь убеждать судью на процессе. Суд не примет экзальтированные и бездоказательные обвинения против родственника, как бы твердо ни верили в них мы с тобой. В суде будут опираться на неопровержимые, железобетонные факты.
– Да, я это прекрасно знаю, но…
– О’кей, о’кей, старушка, время идет. Вижу, я тебя не убедила. Давай-ка по второму вопросу, о недееспособности. Что у тебя есть?
Я рассказала о двух инсультах, которые перенесла мать незадолго до составления завещания.
– Признаться, я нечасто виделась с ней в последнее время, но когда я приезжала, мама не казалась полностью вменяемой. Даже дружок Эдварда Роб признает, что она была рассеянной и погруженной в себя. Я запросила ее медицинскую карту, но колесики бюрократической машины крутятся медленно. Обещали выдать.
– Ну скрестим пальцы, чтобы в карте нашлись нужные записи. Идеально, чтобы там оказался соответствующий официальный диагноз или пометки врача об озабоченности состоянием твоей матери. Но нельзя уповать единственно на это – нужны показания свидетелей о том, что перенесенные инсульты пошатнули рассудок твоей мамы. С кем она общалась, часто виделась?
