Кактус. Никогда не поздно зацвести - страница 56

– Интересно, – призналась она, – только я не поняла мисс Броуди. Какая-то малоприятная особа. Я не получаю удовольствие от книги, если мне не нравится главный персонаж.

– Не могу согласиться. Я скорее буду читать о яркой личности, чем об особе, приятной во всех отношениях.

– Кстати, о приятных людях, – вспомнила Кейт. – Какой замечательный человек этот Роб! И поможет, и развеселит. Мы отлично поболтали, пока шли наверх.

– Вот как? Должна предупредить, если он вас заинтересовал: это друг и союзник моего брата, вконец испорченного и совершенно ненадежного.

– Я на него не запала, – засмеялась Кейт. – Мне сейчас без этого дел хватает. К тому же Роб, кажется, очень увлечен вами.

– Не говорите ерунды. Прежде всего, он не свободен – задумал вновь соединиться со своей бывшей…

– Ну я только знаю, что когда он поднимался в мою квартиру, то говорил, что никогда не встречал никого похожего на вас. Он восхищался вашей манерой говорить уморительные фразы невозмутимым тоном и очень самобытном взгляде на вещи.

– Кейт, он играет в игры, чтобы вытянуть подробности о моем иске в суд, – вздохнула я. – Он куда более себе на уме, чем можно решить по его вальяжной манере. Должно быть, вы снова читали любовные романы. Подобная макулатура разжижает мозг и убивает здравомыслие. Придется подобрать вам что-нибудь из литературной классики. Вы читали Вирджинию Вулф?

16

– Возможно ли познать другого человека, изведать его мысли и чувства, его надежды, мечты, печали и сожаления, те стороны личности, которые прячут от посторонних? Только Богу подвластно истинно знать всех нас, – договорил викарий и улыбнулся блаженной улыбкой человека, наделенного уверенностью, что на его стороне мудрость и добродетель.

– Да, я вполне отдаю себе отчет, что не в ваших силах обеспечить божественную глубину проникновения в состояние души и рассудка моей матери, однако я припоминаю, что она считала вас другом, и вы регулярно бывали у нее в доме. Полагаю, вы в состоянии предоставить свое приземленно-житейское мнение, оставалась ли она перед своим уходом в ясном уме.

Викарий (он просил называть его Джереми, но я могла думать о нем только как о «викарии») поставил на стол локти с кожаными заплатами (на нем был твидовый пиджак) и пригладил седеющую демократическую бородку.

– Мне бы очень хотелось развеять ваши тревоги – я вижу, вас задело завещание Патрисии, однако я должен быть осторожен со словами. Она кое-что открыла мне в наших беседах, рассчитывая на полную конфиденциальность, и мне было бы неловко пересказывать, как она делилась со мной наболевшим. Я постараюсь ответить на ваши вопросы, обходя, однако, детали, которые, по моему впечатлению, Патрисия предпочитала унести с собой в могилу.

Я недоумевала, о чем это говорит викарий. Моя мать была не из тех, у кого в шкафах скелетов больше, чем вешалок с одеждой; от меня у нее точно секретов не было. Мама была простой и бесхитростной натурой, кто-то даже счел бы ее скучной – воплощенная домохозяйка и мать семейства своего поколения. Оставалось предположить, что викарий пытается присвоить себе статус ее личного конфидента. Это меня не удивило: у приходских священников не редкость преувеличенное чувство собственной важности, ведь конгрегация относится к ним как к местным знаменитостям, источникам всевозможных знаний и хранителям ключей от дверей в рай. Однако на меня его «собачий ошейник» не произвел ни малейшего впечатления.

Разговор этот пришлось вести в Сочельник. Мы с Кейт выехали из Лондона еще в утренних сумерках, чтобы успеть до массового исхода лондонцев и неизбежных пробок. Мы договорились, что Кейт высадит меня возле церкви Св. Стефана, а после встречи с викарием я отправлюсь к тетке Сильвии поездом и такси. Как обычно, потомство моей соседки было втиснуто на заднее сиденье между сумками и свертками, всяким детским оборудованием и набитыми черными мешками для мусора.

– В этом году Санта-Клаус придет к нам в доме дедушки и бабушки, – подмигнула мне Кейт.

Ава и Ной были одеты в свитера со снеговиками, а сама Кейт натянула на уши красный колпак с белой оторочкой. Мое сиденье сдвинули вперед, чтобы сзади поместился чемодан, и сидела я чуть ли не боком – нишу для ног занимал большой сверток с острыми углами. Живот мешал пристегнуться: пришлось сдвинуть короткий отрезок ремня безопасности под живот, а диагональный – под грудь. С недавних пор младенец начал давить на мочевой пузырь, поэтому как только мы медленно-медленно выползли из Лондона, мне понадобилось воспользоваться туалетом. Поездка обещала быть долгой.

Когда я наконец выгрузилась напротив церкви Св. Стефана, небо было темным, как ночью, и валил мокрый снег. Кейт обежала «Фиат» и кое-как вытащила из багажника мой маленький чемодан и огромный бумажный пакет с подарками. Хотя я не испытывала ни малейшего желания тратить время и деньги на покупку презентов людям, удовольствие которых меня абсолютно не трогало, явиться в дом тетки Сильвии с пустыми руками было бы выходкой самого дурного тона.

– Точно справитесь? – спрашивала Кейт, когда я устраивала из своей поклажи целый штабель, чтобы ее можно было катить. Ледяной дождь лупил по щекам и рукам. – Давайте я отнесу ваши вещи ко входу?

– Нет, здесь совсем близко. Незачем мокнуть двоим.

Попрощавшись и обменявшись поздравлениями с наступающим Рождеством, мы расстались. Я потащилась по скользкой каменной дорожке, таща за собой, как бурлак, чемодан на колесиках, на который был водружен пакет с подарками. Зонт совершенно не помешал дождю промочить мне пальто, волосы и сумку. Когда я начала подниматься по истертым ступеням к высокой двери, промокшие бумажные ручки оторвались, и красивые свертки вылетели, как из лопнувшей пинаты, прямо в мелкую грязную лужу у моих ног. Должна признаться, в тот момент я помянула имя Господне всуе. Открыв одну из тяжелых дубовых створок, я подперла ее чемоданом, после чего неловко нагнулась и начала по одному подбирать свертки из лужи (это труднее, чем может показаться, когда у вас живот не меньше, чем у Санта-Клауса). Сложив промокшие подарки грудой в тесном притворе, я выдернула чемодан, и дверь захлопнулась с гулким эхом.