Прежде чем мы стали чужими - страница 53
Я поднялся, поставил ролик на стол, засунул кассету в старый магнитофон и пил, пока не отключился, слушая, как Грейс и Татьяна, ее подруга, играют дуэт из «Элеонор Ригби» для скрипки и виолончели. Они играли его снова и снова, и каждый раз, в конце, было слышно, как Грейс хихикает, а Татьяна шикает на нее.
Я заснул с улыбкой на лице, хотя чувствовал себя, как один из тех одиночек, про которых поется в песнях.
В центре города еще осталось несколько мест, где можно было проявить пленку. Конечно, фотостудия, где я когда-то работал, давно закрылась, но я нашел по пути на работу фотомагазин и утром забросил туда загадочную пленку.
Придя в офис, я заметил возле кофе-машины Элизабет.
– Я думал, беременным нужно воздерживаться от кофеина, – заметил я.
– Мне можно одну чашку в день, – огрызнулась она, пока я проходил мимо. Я ухмыльнулся и ушел в свою кабинку. Я слышал, как она идет за мной – ее туфли на плоской подошве шаркали по ковру, вызывая щелчки статического электричества. У нее была привычка волочить ноги.
Включив компьютер, я обернулся и увидел, что она стоит у меня за спиной, ожидая, что я ее замечу. От накопленного электричества ее волосы стояли дыбом, подымаясь над плечами. Я не мог удержаться от смеха.
– В чем дело?
– Твои волосы, – ткнул я пальцем, как пятилетний младенец.
Она скривилась, скрутила волосы в пучок и заколола его карандашом, который схватила с моего стола.
– Спасибо, что выпил вчера с Брэдом и забрал наконец эту сумку.
– Спасибо тебе, что ты возишься с моим личным дерьмом. Кстати, ты выкидывала какое-то содержимое из той коробки?
– Нет, я и смотреть-то на это толком не могла. Этакое святилище имени Грейс.
– Чего ж ты тогда так заботилась о том, чтобы вернуть мне все это?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Наверно, мне было неловко.
– От чего именно тебе было неловко? – спросил я, откидываясь в кресле.
– Ну… Так… Знаешь… Я не знаю.
– Ну-ка рассказывай, – велел я со строгой гримасой. Мне страшно нравилось, как она мямлит и теряется в словах. Она явно до сих пор завидовала Грейс.
– Ну вот то, как ты водрузил ее на пьедестал и говорил о ней, как будто это она ушла от тебя.
Я наклонился вперед:
– Ты что-то недоговариваешь – ты делаешь вот эту штуку бровями, как всегда, когда врешь.
– Какую штуку бровями?
– Ты дергаешь бровью как ненормальная. Не знаю, как тебе это удается, наверно, это такой странный тик.
Непроизвольно она прижала бровь рукой.
– Ничего такого, о чем бы ты не знал. И вообще, нам с тобой тогда было страшно некогда.
– Да о чем ты говоришь?
Взгляд Элизабет метался из угла в угол, словно бы ища выход. Наконец она опустила его на кончики своих дорогущих туфель.
– Грейс однажды звонила тебе, просила сказать… Что… Ну просто…
Я поднялся с места.
– Что ты сейчас сказала? – я не осознавал, что кричу во весь голос, пока в комнате не воцарилась полная тишина. Наши коллеги выглядывали из своих кабинок и смотрели на нас.
– Шшшш, тише, Мэтт, – Элизабет наклонилась ко мне. – Дай объяснить. Это было в Южной Африке. – Она скрестила руки на груди и понизила голос: – Мы с тобой уже спали вместе. Не знаю, чего ей было надо.
Я судорожно пытался в уме определить промежуток времени. Это должно было быть примерно года через два после того, как мы с Грейс виделись в последний раз. Уже после того, как она исчезла.
– Что она говорила? – медленно спросил я.
– Не помню. Это было так давно. Она была где-то в Европе, или что-то в этом роде. Хотела поговорить с тобой, узнать, как дела. Она оставила адрес.
Все мои нервы были на пределе.
– И что ты сделала, Элизабет?
– Ничего.
Она вела себя как-то странно. Как будто не говорила всей правды.
– Скажи мне, что ты сделала?
Она моргнула.
– Я написала ей письмо.
– Ты не…
– Мэтт, я так тебя любила. Я написала ей, но по-хорошему. Что она была частью твоего прошлого, но ты оставил это позади и что я желаю ей всего самого лучшего.
Мои глаза горели от гнева.
– А еще что ты сделала? Ради всего святого, Элизабет, я готов прибить тебя прямо здесь, а я не склонен к насилию, и ты это знаешь.
Она заплакала.
– Я так тебя любила, – повторила она.
Я стоял в полном оцепенении. Я всегда думал, что Грейс убежала. Она не оставила мне ничего – ни адреса, ни телефона. Я был просто убит и всегда считал, что это она меня бросила.
– Если ты так меня любила, то почему не дала мне шанса выбрать самому?
Сзади подошел Брэд и обнял Элизабет за плечи.
– Что у вас тут происходит? Что ты ей наговорил? Она беременна – что ты творишь?
Я был в ярости:
– Убирайтесь. Оба.
Элизабет кинулась в обьятия Брэда и заплакала у него на груди. Злобно взглянув на меня, Брэд увел ее, осуждающе качая головой, словно это именно я сделал тут что-то ужасное.
С тех пор как я встретил Грейс в метро, я постоянно прокручивал в голове то, что было с нами пятнадцать лет назад. Наш последний, совершенно нормальный разговор, всего за шесть недель до того, как я должен был вернуться домой, в ее объятия, в нашу прекрасную жизнь, которую мы создали себе за тот райский год.
После работы я забрал проявленную пленку. Была пятница, и у меня не было занятия лучше, чем отправиться домой в свою пустую квартиру и переваривать там известие, что много лет назад Грейс пыталась найти меня. Я сел на диван возле выходящего на улицу окна от пола до потолка.
Возле меня на прикроватном столике стояла маленькая лампа. У меня на коленях была пачка проявленных снимков. Первые три были смазаны, но четвертый застал меня врасплох. На нем мы с Грейс, в пижамах, стояли на фоне потока транспортных огней. Наши лица были слегка не в фокусе, но было видно, что мы смотрим друг другу в глаза. Тем вечером мы ходили ужинать в Бруклин.
