Просто секс, без любви - страница 78
Дверь в ванную скрипнула, но поднять голову я не могла. Хантер присел рядом, обнял меня. И когда тепло его груди окутало меня словно согретое одеяло, я уткнулась в его плечо лбом и перестала сдерживать слезы.
Он баюкал меня, поглаживая по волосам. А когда наши глаза встретились, тихо проговорил:
— Прости. Я не хотел говорить тебе, пока не получу результаты.
— Ты вообще собирался мне говорить в случае положительного результата?
Ему можно было не отвечать. Ответ был во взгляде. Я вытерла нос.
— Что ж, я рада, что Гаррет хоть в чем-то оказался полезным. Но как ты узнал, что я у мамы? Я даже Анне еще не говорила.
— Иззи сказала, когда я пришел к тебе.
Я выпрямилась
— Ты видел Гаррета?
— Да.
— Как все прошло?
— Он попытался убедить меня, что вы с ним снова вместе.
Я выдохнула.
— Ну что за идиот. Так не хотелось оставлять Иззи с ним, но я понимала, что она захочет побыть с отцом, хоть и не признается в этом. Она любит его, и им нужно многое наверстать.
Хантер кивнул и некоторое время хранил молчание.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросила я.
Он покачал головой.
— Не знаю, правильно ли я поступил, сказав тебе. Очень эгоистичный поступок. Если результат окажется положительным, мы не сможем быть вместе.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не собираюсь превращать тебя в сиделку. Я прилетел в Нью-Йорк, потому что приревновал, и все рассказал, потому что задолжал тебе правду. Мужчины всегда лгали тебе, и я не мог поступить так же. Но я не дам тебе пройти через то, через что прошел я со своим братом.
— Это не тебе решать.
Хантер закрыл глаза, а когда снова открыл их, то произнес:
— Сейчас нет смысла спорить об этом. Анализы будут готовы через два дня.
— Хорошо. — Мне требовалось время, чтобы переварить все услышанное и сформулировать ответы на его аргументы против того, чтобы мы были вместе, если результат, не дай бог, окажется положительным.
Мы просидели на полу в ванной около часа, пока Хантер отвечал на мои вопросы о болезни. Ему были хорошо известны генетические аспекты и статистика, плюс он получил опыт из первых рук с мамой и братом. Единственным обнадеживающим моментом было то, что ювенильный период Хантер уже миновал. У взрослых болезнь появлялась, как правило, в возрасте от тридцати до пятидесяти лет, но могла дебютировать и в восемьдесят, а прогрессирование занимало еще больше времени — от десяти до тридцати лет.
— Пошли. — Хантер наконец встал и помог мне подняться. — Уйдем из этой маленькой ванной.
— Давай я отменю свои сегодняшние приемы?
— Не стоит. Мне нужно куда-нибудь заселиться и немного поспать. Я на ногах со вчерашнего утра.
— На сколько ты останешься?
— Не знаю пока. Как минимум на следующие два-три дня.
— Останься здесь, вместе со мной.
— А у твоей мамы есть та штуковина, через которую прокручивают мясо?
Я сморщила нос.
— Да. А что?
— Ничего. Она делает вкусные фрикадельки. Но если ты не возражаешь, я лучше найду отель.
— Хорошо.
Сегодня я уже была в ванной, но все равно по-быстрому приняла душ в надежде хоть чуть-чуть прояснить мысли, а Хантер тем временем взял мой ноутбук, чтобы найти рядом отель. Закончив собираться, я увидела, что он еще сидит на диване, но задремал. С минуту я любовалась им, думая, насколько, должно быть, непросто ему далось решение рассказать мне. Хантер десять лет скрывал это ото всех, кроме своего давнего друга. Такие вещи сложно держать в себе. Мне захотелось показать ему, насколько я ценю его честность, и потому я села верхом к нему на колени и разбудила поцелуем.
— М-м-м... — просыпаясь, простонал он.
Может, поцелуй и начала я, но Хантер быстро вошел во вкус. Он запустил руки мне в волосы, удерживая меня, а его талантливый язык сплелся с моим в соблазнительном танце. Когда я попробовала отстраниться, он прикусил мою губу и потянул за нее.
— Куда ты? Я бы мог привыкнуть просыпаться вот так.
Я потерлась кончиком носа о его нос.
— В детстве, когда мы с сестрами не признавались в плохих поступках, мама обещала не наказывать нас, если мы скажем правду, и говорила: «Честность всегда вознаграждается». А когда мы выкладывали то, что скрывали, она давала нам леденец или еще какую-нибудь сладость в награду.
— Да? Хочешь сказать, что дашь мне леденец за то, что я вывалил на тебя свою депрессивную правду?
Я отодвинулась, чтобы он увидел мою коварную улыбку.
— Почти угадал. Я имела в виду, что леденцом будешь ты. Сейчас я пойду на работу, а ты поедешь в отель, примешь горячий душ и нагишом ляжешь в кровать. А позже я разбужу тебя твоей наградой за честность.
***
Моей последней сегодняшней пациенткой была Минни. Иметь любимчиков было непрофессионально, но я бы навещала ее, даже если бы мне не платили.
Напряженно сморщив лицо, она смотрела на приборную панель лифта в ожидании, когда тот приедет. Минни проверила, закрыта ли дверь, только три раза, после чего я убедила ее пойти к лифту. Невозможность сделать проверку в четвертый — заключительный — раз убивала ее. Обсессивно-компульсивное расстройство заключалось не только в неспособности сопротивляться компульсии, но и в неспособности не думать о ней, если вам все-таки удалось устоять. Минни не нужно было проверять замок двери в четвертый раз, но она не могла перестать думать об этом. Пока чертов лифт со скоростью черепахи полз вверх, я попыталась отвлечь свою пациентку.
