То, о чем знаешь сердцем - страница 40

– Я тут подумал… – Папа пытается говорить небрежно, но у него не получается. – Может быть, запишешься на курсы в местный колледж? Чтобы попасть в команду легкоатлетов. Тренер с радостью тебя примет. Без вопросов.

– Что? – Чувство облегчения прячется за искренним изумлением. – Ты сам с ним разговаривал?

– Не я. Райан.

– Хм, я что, ее домашнее задание на лето?

– Да нет, – отвечает папа. – Она просто хочет, чтобы ты была счастлива. И кажется, бег – одна из тех вещей, которые тебе сейчас приносят удовольствие. – Он делает небольшую паузу. – Как пляж. И тот, с кем ты там пропадаешь. Это, случайно, не тот самый «не очень-то страшненький» парень?

Опускаю взгляд на меню, ощущаю себя не в своей тарелке.

– Это тебе Райан сказала?

– Мы с мамой и так все видим. И это хорошо, Куинн, это…

– О боже. – Я замечаю знакомое лицо в паре столиков от нас.

– Родная, это правда хорошо…

Жестом прошу его обернуться, потому что не могу ничего сказать.

Папа смотрит в указанном направлении, но не теряет дара речи, в отличие от меня. Вместо этого он откладывает салфетку, поднимается и идет поприветствовать маму Трента. Они обнимаются. Мне не слышен их разговор, зато я вижу, как папа указывает рукой в мою сторону, после чего они идут к нашему столику. Я встаю. Чувствую себя виноватой за то, что давно не заходила к ней в гости.

– Куинн, милая! – Она распахивает объятия. – Я так рада тебя видеть!

– И я вас, – отвечаю я. Это правда, несмотря на мое потрясение.

Она прижимает меня к себе так крепко, что становится немного неловко. Даже когда она отстраняется, то продолжает держать меня за плечи.

– Посмотри на себя! Выглядишь потрясающе!

– Спасибо, – киваю я. – Вы тоже.

И я не вру. Ее вечные синяки под глазами наконец исчезли, блеклые волосы вновь обрели цвет. Сегодня она даже накрасилась. Почти похожа на себя прежнюю – ту женщину, которая подтрунивала над нами с Трентом, когда заставала нас целующимися, и которая с равным энтузиазмом относилась и к его, и к моим спортивным успехам. Почти та самая. Почти.

– Спасибо, – эхом отзывается она. – Я сейчас стараюсь чаще бывать на улице, предлагаю помощь то там, то тут. Чем-то занимаю себя. Думаю, ты понимаешь, – добавляет она с ноткой грусти в голосе.

Папа старается поддерживать непринужденную беседу.

– Куинн тоже много чем занимается, – говорит он. – Снова бегает, учится гребле…

Он делает паузу, дает мне возможность продолжить. Но я молчу. Ведь «занимать себя чем-то» – то же самое, что «двигаться дальше». Бесчувственно сообщать такое маме Трента, пусть даже она сказала это первой.

Она склоняет голову набок, тянет ко мне руку и проводит по щеке.

– Приятно слышать, милая. А что с учебой?

Папа откашливается, и я неожиданно отвечаю сама. Не хочется, чтобы он опять говорил за меня.

– Пока еще думаю, но, возможно, осенью запишусь на курсы в местный колледж. Тогда меня возьмут в легкоатлетическую команду.

Знаю, что папа улыбается.

– Ох, Куинн, это просто замечательно! – Она снова крепко обнимает меня и тихо шепчет на ухо: – Трент был бы так рад за тебя. Так рад!

Я провела четыреста дней без него. Интересно, что бы он сказал, если бы увидел меня? Не знаю, изменилась ли моя точка зрения на этот счет или просто слова мамы Трента звучат так искренне, но я ей верю. Думаю, он хотел бы, чтобы я «чем-то себя занимала», строила планы… и двигалась дальше.

– Так, – говорит она. – У меня дела, надо бежать, но было очень приятно повидать вас.

Она опять обнимает меня, а затем папу. Поворачивается к выходу и еще раз прощается. Однако теперь ее слова звучат иначе: будто мы больше никогда не встретимся. Это все так печально. Мы всегда будем связаны воспоминаниями о Тренте и общем прошлом, но связь уже стала тоньше и слабей. По всей видимости, это неизбежно.

Папа переводит взгляд на меня, когда она выходит из ресторана.

– Ты как? Это было… неожиданно.

– Я в порядке, – честно отвечаю я.

– Отлично! – Он кладет руку мне на плечо. – Ну что, позавтракаем?

Мы возвращаемся к столику. Я чувствую какую-то легкость. Ее хватает, чтобы немного рассказать о Колтоне: о пункте проката, которым владеет его семья, о пещере и о том, как я боялась туда плыть, об утесе и нашем пикнике. Приятно не скрывать эту часть своей жизни. Я увлекаюсь и не сразу замечаю широкую улыбку на лице папы. Все это время он внимательно слушал мои истории.

– Что? – спрашиваю я и немного смущаюсь.

– Ничего, – трясет он головой. – Судя по рассказам, ты с этим парнем хорошо проводишь время.

– Да, он такой, – улыбаюсь я.

Понимаю, что скучаю по Колтону. Я даже не прослушала его сообщение.

Когда мы возвращаемся домой, я закрываю дверь своей комнаты, беру мобильный и открываю голосовую почту. Жду, когда зазвучит голос Колтона, с хорошо знакомой мне интонацией. Кажется, будто он говорит с улыбкой:

– Доброе утро. Ты наверняка уже встала и бегаешь по холмам с сестрой. Знаю, мы собирались прокатиться к побережью, но я… кхм… забыл, что мне нужно кое-куда съездить на денек. По работе. Так что нашу встречу придется перенести. Но завтра вечером я вернусь, так что приезжай смотреть на салют, если можешь. И если есть желание. – Колтон делает паузу. – Я очень хочу, чтобы ты приехала. – Снова пауза, после которой он издает короткий смешок. – В общем, когда освободишься, позвони мне, пожалуйста. Хорошего дня. Увидимся завтра. Надеюсь.