Playthings - страница 250

— Куда бы ты хотел в первую очередь?

— А ты?

— …Диснейленд, — шепчу я по буквам.

— Орландо?

— Орландо, — улыбаюсь я, мои ладони скользят по его плечам. Если мне дать лист бумаги, я с закрытыми глазами могу нарисовать его — и я рисую, черт возьми, правда рисую, и эти листы — то самое, что спрятано на самом нижнем ящике в ванной, то, что я конечно не стала с собой брать, и отдам, когда вернемся домой. Карандаш и белый лист блокнота, лаконично и просто. Все как есть.

Он носит мой браслет — почти не снимая — и это тоже лаконично и просто.

Носит мои рубашки.

И да, он наконец-то перестал издеваться над моим “Жуком”.

И доверяет мне свой “Астон Мартин”, насколько это вообще возможно.

А я — к своему ужасу — доверяю ему себя. Потому что он делает меня лучше. Решительнее. Импульсивнее.

Такой воодушевленной.

Красивой.

Творческой.

Боже.

Его кожа под моими пальцами теплая и как будто бархатная, а еще он боится щекотки, мышцы напрягаются под моей ладонью, когда я пробегаюсь подушечками по границе последнего ребра. Могучий Мика Каллахен, который дрожит от щекотки. О да.

— Если ты выиграешь конкурс, то поедем в Орландо.

— Эй.

— Ладно, понижаю планку до тройки лучших, — посмеивается он мне в макушку. Его рука оглаживает мою шею, большой палец очерчивает линию челюсти, и я жду, когда он дойдет до моего рта, чтобы коварно прикусить его. — Тройка лучших, это же не проблема, эй, — я чувствую его улыбку в волосах, честное слово. — Орландо ждет.

— Я постараюсь.

— …тогда тебя ждет самая горячая версия меня, ты знаешь?

— А есть еще горячее?

— Думаю, из меня выйдет очень творческий Дьявол, как думаешь, юная Грешница? — выдыхает он. Несколько уютных минут он молчит, и я даже как будто слышу, как он фантазирует об этом, но совсем чуточку, примеряет на себя образ — оглаживает пальцем мою нижнюю губу, и я поддразниваю его языком. Совсем чуточку. Так, чтобы он стал… немного заинтересован.

— Как я пахну для тебя?

— Уммм, как мидии, — мычит он, и потом посмеивается. Я кусаю его за палец, и тот бодает меня пяткой в ответ. — Ладно-ладно. Не как мидии. Честное слово. Но я не знаю, чем, вот правда, ему нет названия.

— Как нет? Так не бывает.

— Еще как бывает.

Я изворачиваюсь в его руках, прижимаюсь губами к подбородку — капитан совсем чуточку щетинистый, и это особо не чувствуется, интересно, когда-нибудь он решится на легкую небритость в образе? Я цепляю его кожу зубами, и сладкая усмешка вибрирует где-то там в горле, миндальными сгустками.

— Похоже на абрикос, но не он. Немного корицы, но это из-за кофе. Цитрус, как будто апельсиновая цедра, но опять что-то рядом… — Мика перебирает варианты вслух, делает задумчивые паузы между предложениями, потом пожимает плечами и беззаботно добавляет, что это все не важно. Он ловит мои губы, мягко целует и бодает меня лбом. — С Рождеством. Как думаешь, что тебе принес Санта?

— Мозги?

— Очень остроумно.

— Ну, ты у меня уже есть. Единственный, неповторимый и переворачивающий все с ног на голову.

— В хорошем смысле?

— В хорошем смысле, — хохотнула я в ответ, прижимаясь к нему губами. — Конечно же. Никогда не меняйся, ладно? Потому что в таком перевернутом состоянии я вижу все ярче. Спасибо, что даешь увидеть и узнать себя со всех сторон. Что превращаешь все в “наше”, даришь столько отличных воспоминаний, и …ох, ты отвлекаешь.

— Она сама легла мне в ладонь. Я не виноват. Я говорил тебе, что они идеальны?

— Ты отвлекаешь.

— Ты же знаешь, что этой мой способ сказать “спасибо”.

— Для того, чтобы это сделать, нормальные люди используют рот.

— Так бы сразу и…

— …чтобы говорить, а не… Мика!

Мы спускаемся распаковывать подарки в тех же смешных свитерах, что были на нас вчера за ужином. Мои подарки просты и лаконичны — у меня рубашка для Аарона и в таком же стиле рубашка для Джес, и все вечера, когда я ими занималась, капитан пыхтел над ухом о том, что ему нужно еще парочку тоже. Учитывая, что у него их уже не меньше десятка, честное слово.

Уезжая на Барбадос, мы оставили подарки друг для друга под елкой дома — и мы распакуем их, уже когда вернемся в Миссури, но и в этом был какой-то кайф. И теперь уже — вместе с подарками от остальных, потому что даже Стивен и Марк прислали какие-то подозрительные коробки: они обе были обернуты желтым скотчем на манер того, каким места преступлений ограждают. Хотя на деле там наверняка что-то в стиле диска “Звездных войн”. Знаю я этих младших.

Аарон посмеивается, что их подарок нам определенно понравится, дразнит фотографией двух коробок, но при этом дарит мне небольшие и аккуратные серьги от Тиффани, а сыну — запонки и галстук. Когда он успел купить их еще вчера — загадка. Но интернет-доставку тоже можно было взять в расчет.

Мы пьем вкусный горячий глинтвейн в гостиной, и это позднее утро такое домашнее и семейное, что хочется так и сидеть под пледами, болтать и смотреть “Один дома” по телевизору.

Что мы все и делаем, собственно.

Когда я просыпаюсь наутро, Мики уже нет в комнате. Я сонно перекатилась по кровати, растянулась во всю ее длину, понежилась еще долгие десятки минут, прежде чем потянулась за телефоном под подушкой, чтобы посмотреть который час. Было около девяти утра, и на немой вопрос куда же упыря понесло в такую рань, дало ответ уже висящее как полчаса сообщение:

“Джес попросила свозить ее в клинику на консультацию, потому что Аарон сегодня работает. Скоро вернемся!”