Мечта для нас - страница 100

– Сколько еще?

Как только вопрос сорвался с губ, мне показалось, что сердце забилось быстрее.

Кромвель побледнел:

– Малышка.

Он покачал головой, но я крепче сжала его руку:

– Прошу… Мне нужно знать.

Юноша зажмурился и прошептал:

– Не больше недели.

Я ждала, что эти слова меня ранят. Мне казалось, что если услышу, что мне осталось недолго, это знание меня раздавит. Вместо этого я испытала лишь глубокое спокойствие. Неделя…

Я кивнула. На этот раз пальцы Кромвеля сильнее сжали мою ладонь. Теперь он нуждался в поддержке, а не я.

– Для тебя найдется сердце. – Он закрыл глаза и поцеловал мою руку. – Я это знаю.

Я знала: он ошибается.

Забавно. Я годами молилась о том, чтобы нашелся донор, мечтала, что меня вылечат, и вот я здесь, в конце пути. Через несколько дней мое усталое сердце остановится, и я принимаю это как неизбежность и чувствую свободу. Можно перестать молиться и загадывать желания, нужно наслаждаться тем временем, что я еще могу провести с дорогими мне людьми.

Я сделала глубокий вдох:

– Ты должен присмотреть за Истоном вместо меня.

Кромвель замер, потом мотнул головой, не желая продолжать эту тему.

– Не надо, малышка, не говори так.

– Пообещай мне… – Эти два слова отняли у меня столько сил, что какое-то время я отдыхала, переводя дух. На скулах Кромвеля заходили желваки, он отвел взгляд. – Он очень ранимый… но он сильнее… чем сам думает.

У Кромвеля раздувались ноздри, он отказывался на меня смотреть. Я приподняла руку и коснулась его щеки, вынуждая повернуть голову и взглянуть на меня.

– Не нужно, – жалобно прошептал он. В его глазах заблестели слезы. – Я не могу… не могу потерять еще и тебя.

Я закусила губу, чтобы не разрыдаться.

– Ты… ты меня не потеряешь. – Я коснулась его груди, там, где сердце. – Я останусь здесь. Ведь твой отец тоже здесь.

Теперь я в это верила. Верила, что если человек настолько связан с тобой, он никогда не уходит навсегда.

На лице юноши появилось странное выражение, он уткнулся лицом мне в шею. Я почувствовала, как по щекам текут слезы, поэтому обняла Кромвеля за плечи и притянула ближе. Я смотрела на синтезатор и скрипку, твердо зная: Кромвель создаст музыку, которая изменит мир. Это так же верно, как то, что каждый день восходит солнце. Как жаль, что я не смогу услышать ее, не смогу наблюдать, как мой любимый выступает в переполненных концертных залах. Не смогу увидеть, как он кланяется со сцены, а слушатели рукоплещут ему стоя.

Когда Кромвель поднял голову, я прошептала:

– Пообещай мне… Присмотри за Истоном.

Кромвель кивнул. Глаза у него были красные, щеки розовели. С моих плеч будто упал тяжкий груз, о существовании которого я даже не подозревала.

– И пообещай, что продолжишь сочинять музыку. – Кромвель улыбнулся. – Смотри, не потеряй свою страсть еще раз.

– Ты же мне ее вернула.

Его слова были для меня как райская музыка. Я улыбнулась и увидела в глазах Кромвеля любовь.

– Моя сумка… – Он озадаченно сдвинул брови. – Тетрадь… в моей сумке.

Кромвель нашел тетрадь и хотел было протянуть ее мне, но я не взяла.

– Для тебя.

Он посмотрел на меня еще более озадаченно. Я жестом предложила ему снова лечь, и юноша повиновался.

– Мои слова… – проговорила я.

Тут его лицо озарилось пониманием.

– Твои песни?

Я кивнула:

– Самая последняя.

Кромвель открыл тетрадь и стал перелистывать, пробегая глазами по записям. В этой тетради заключались мои мечты, мысли и желания. Я наблюдала за ним, понимая, что могла бы смотреть на него вечно, и это занятие никогда бы мне не наскучило.

Когда он добрался до последней страницы, я поняла это по его лицу. Я смотрела, как он сначала читает, а потом просматривает ноты. Он ничего не сказал, но его блестящие глаза рассказали мне больше любых слов.

– Для… нас, – пояснила я и поцеловала тыльную сторону его ладони. Кромвель наблюдал за мной так пристально, словно боялся пропустить малейшее движение. Впитывал каждый жест, ловил каждое слово. Я указала на свою старую гитару.

– Я хотела спеть тебе эту песню сама… но не успела.

Сейчас я больше всего жалела именно об этом: как жаль, что я не написала эту песню немного раньше. Клара мне помогла. Она записывала слова, и я показала ей, как зарисовать ноты.

Мне хотелось спеть Кромвелю эту песню, когда мне станет лучше. Теперь же… по крайней мере, он ее прочтет.

Он провел пальцами по странице, словно в руках у него была подлинная нотная запись симфонии № 5 Бетховена.

– Ты же можешь представить любую музыку, – сказала я, указывая на тетрадь. Вообще-то ноты в песне были простые – ничего выдающегося, – лишь мои слова и аккорды, заставлявшие меня думать о Кромвеле.

– «Мечта для нас», – прочитал он название.

– Да…

Кромвель встал с кровати и потянулся к моей гитаре. У меня екнуло сердце, когда он принес ее к кровати и сел. Мою тетрадь он положил на тумбочку и взялся за гриф инструмента.

На миг я затаила дыхание в ожидании. Когда он начал играть, я поняла: его исполнение берет меня за душу, как это происходило всегда. Кромвель играл как никто другой.

Но я никак не ожидала услышать его голос, не думала, что слова моей песни зазвучат в исполнении такого чистого, пусть и немного хрипловатого голоса. Я старалась дышать, но красота его голоса так захватила меня, что получалось с трудом. Я смотрела на этого покрытого татуировками и пирсингом юношу и гадала: почему именно мне так повезло. За свою жизнь я загадала немало желаний, но Кромвель стал той мечтой, о воплощении которой я и не помышляла. Моя самая драгоценная мечта.