Моногамия. Часть 1 - страница 2
Часть первая
Глава 1. Знакомство
"Невидимая нить связывает всех, кому суждено встретиться, вне зависимости от времени, места и обстоятельств. Эта нить может растягиваться и запутываться. Но она никогда не порвётся".
Лора Шрофф, "Невидимая нить".
"Сколько времени ты мог бы любить женщину, которая тебя не любит?" -
"Которая не любит? Всю жизнь".
Оскар Уайльд
Есть люди, которые не умеют быть счастливыми. Когда судьба преподносит им дорогие подарки, ищут подвоха, не верят, отстраняются. Как выясняется, умение принимать дары с благодарностью более важно, чем все другие таланты и навыки, которые родители и учителя прививают нам в детстве. Но никто не расскажет вам: для чего мы приходим в этот мир? Какова наша цель? Чего мы ищем, и что, в итоге, делать с тем, что найдём?
Мне двадцать три года, я замужем, у меня есть четырёхлетний сын. В этой точке моей жизни ребёнок — самый главный и важный для меня человек, единственная близкая и родная душа на Земле. Я не люблю своего мужа, но не отношусь к тем, кто ищет варианты. В целом, он достойный человек и хороший партнёр, неплохой отец, привлекательный мужчина. Однако с момента отплытия нашего семейного парусника мы взяли не тот курс. Он пережил шторма и бури, но утратил нечто необъяснимое, но важное, то, что могло бы сделать его кораблём. Не обижайте друг друга — обиды не забудутся никогда, они сотрут ваши чувства в прах, и вы либо проведёте в нём остаток своего земного времени, либо растратите быстротечную жизнь на поиски чего-то другого. И далеко не факт, что вам повезёт.
Я возвращаюсь с сыном из поездки в жаркий, солнечный июньский день. Мы лечили астму, но санаторное лечение принесло нам обострение вместо облегчения, и это удручает и злит меня. Впереди вновь долгие походы в больницы, анализы, бессмысленные траты времени, которое мне очень дорого, потому что я одна в нашей семье работаю много и достойно зарабатываю. У меня есть мечта — большой дом, и я упорно к ней иду. Я сильная, самодостаточная, уверенная, меня распирает от уважения к себе, но душит злоба на мужа за его беззаботно-вольный образ жизни, за то, что проблемы мне приходится решать самой, что нужно одной быть взрослой, старшей, принимать решения, нести ответственность. Мы на пике взаимной неприязни в этот период.
Открываю дверь в наш старенький дом с верандой, раздеваю сына, захожу в гостиную и вижу стол, заставленный бутылками из-под недешёвого алкоголя и остатки такой же недешёвой еды. Гадкие подозрения уже роятся в моей голове, я распахиваю дверь в спальню, но вижу совсем не то, что уже успело нарисовать моё не в меру буйное воображение: чужое мужское тело в верхней одежде, но, спасибо, хотя бы не в обуви, расслабленно возлежит на моём белоснежном белье.
Разум застилает злость. Нет, это даже не злость, а неистовое бешенство!
Развернувшееся передо мной надругательство над моим идеально чистым жилищем, пусть не фешенебельным, но заботливо ухоженным, беспардонное отношение к моим вещам, моей интимности, наконец, вкупе с уже навалившимися проблемами выводит меня из себя. Муж, Артём, возникает вдруг непонятно откуда и объявляет, указав на тело, что это его друг, что они расслабились и ничего крамольного не делали. Мой мозг не воспринимает эту информацию. Иногда у меня совсем не получается контролировать свои эмоции, они без предупреждения взрывают моё сознание, и я не успеваю ничего предпринять, чтобы остановить этот поток. И хотя моему усердию в борьбе с данным явлением можно только позавидовать, на этот раз сдержанность не желает быть мне подругой.
Нахожу первую попавшуюся в руки тряпку и бросаюсь лупить и мужа, и его гостя. Особенно гостя. Ему достаётся очень много и ругани, и побоев — моё сознание буквально раздваивается или даже растраивается, выпуская наружу неосознанную всепоглощающую ненависть и обиду. Я бью чужака с остервенением, абсолютно неадекватным сложившейся ситуации, и та сила, с которой собственные эмоции разрывают меня на части, шокирует даже меня.
Муж хватает мои руки, пытаясь утихомирить, и я даже несколько раз слышу отчётливое «Да угомонись уже, ненормальная!», но охвативший меня шквал практически неуправляем.
Я луплю гостя, отдаваясь процессу целиком и без остатка.
Я бью его, не жалея сил и проклятий.
Я изливаюсь.
Но понятия не имею о том, что наказываю неожиданно ворвавшегося в мою жизнь человека не за то, что уже было, а за то, что ещё только будет.
В яростном угаре замечаю, наконец, плачущего сына Алёшу, и лицо сына в момент меня отрезвляет.
Побитый чужой быстро поднимается и направляется в гостиную, садится на диван около стола, сжимая обеими своими руками голову. Ему больно, а я внезапно замечаю, насколько изящны его руки…
— Убирайся вон отсюда, вон! — снова воплю. Но уже на три тона ниже, чем прежде.
Незнакомец поднимает голову, отнимая от неё свои красивые руки, и его взгляд ложится, наконец, на меня. Недовольство в его глазах быстро сменяется чем-то необъяснимым, более похожим на удивление, нежели на негодование, но интенсивность его взгляда повергает меня в состояние онемения. Он словно парализует меня, обездвиживает, как удав кролика перед поимкой.
— Алекс мой гость, дура! Услышь и закрой рот уже, наконец! — слышу на задворках сознания.
Чужой разрывает наш необычный зрительный контакт и, взглянув на мужа, выдаёт то, что повергает в шок нас обоих:
— Ну, дура не она, предположим! Дурак тот, кто допустил эту ситуацию!
