Сумасшедшая любовь - страница 39
Ни Зайон, ни я не хотели сидеть на разогреве, где выступала никому не известная группа, поэтому мы явились гораздо позже официального начала мероприятия. Снаружи никто не стоял в очереди и не толпился у дверей. Мощная, но приглушенная музыка пульсировала за стенами. Я скорее чувствовала ее, чем слышала. Если судить по окнам, здание казалось пугающе пустым. Человек за окошком без труда нашел наши имена и протянул мне конверт с надписью «Уайлдер», сделанной острыми черными буквами.
Я заглянула внутрь, чтобы удостовериться: там лежат пропуска за сцену и пропуск для прессы.
– Ну что, круто?
Мы протянули билеты еще одному крупному мужчине, который сидел на табурете уже внутри. Он просмотрел их и вернул. Еще один проверяющий заставил меня открыть сумку, чтобы проверить, нет ли у меня камеры, но я показала ему пропуск для прессы.
Он ткнул пальцем на пластиковый пакетик с печеньем.
– На концерт нельзя проносить еду. – Он указал на мусорное ведро. – Еду можно купить внутри.
Вид у него был скучающий, как будто он читал давно заученный текст. Глаза на меня он не поднимал.
– Это еда на случай экстренной необходимости. Я диабетик первого типа, – сказала я так мило, как только могла.
Он посмотрел на меня, и я поняла, что он впервые увидел во мне человека. Он махнул головой в сторону коридора с равнодушным видом:
– Проходите.
– Спасибо, – крикнула я, отойдя на безопасное расстояние, в то время как Зайон подталкивал меня вперед.
По коридору слонялись люди с крошечными прозрачными стаканчиками пива или вина. Мы нашли главный вход, снова показали билеты и очутились в другом мире.
Прежде всего меня поразила подвижность толпы. У нас на билетах были указаны места, но никто не сидел. Некоторые стояли в проходах, не заходя и не выходя, а просто танцевали. Мы нашли наши места в первых рядах и пошли занимать их. Я рухнула на свое и практически выпала обратно. Сиденье было сломано и остановилось в двух дюймах от земли. Я вскочила. Зайон сделал то же самое и пожаловался, что его место кривое.
Я хотела поставить сумку на пол, но моя нога прилипла к какому-то сиропообразному клею. Я повесила ее наискосок, на другой бок, где не было камеры, и тут же захотела есть. Вечер обещал стать куда более изматывающим, чем концерт Иден Синклер.
В зале было темно, но сцену крест-накрест освещали прожекторы. Музыка, лившаяся из динамиков, звучала плохо. Хромала либо звуковая система, либо сама группа. Глаза вокалиста закрывала огромная черная челка, и он пел, расплющив рот о микрофон, так что слова сливались в непонятный гул. Периодически он подпрыгивал и подергивался, движения его были угловатыми. Другие члены команды были сосредоточены на своем так называемом искусстве. Я не могла различить какую бы то ни было мелодию.
Когда эти звуки резко прекратились и публика захлопала, вокалист объявил, что у них осталась одна песня. Должно быть, он произнес название или что-то еще, что позволило настроить людей на нужный лад, ведь следующую песню они начали под гул толпы. Прослушав пару тактов, я поняла, что песня кажется смутно знакомой.
– Что это? – прокричала я на ухо Зайону.
Он потянулся в задний карман и достал наши билеты.
– «Алкион»?
Я точно где-то слышала эту песню. В живом исполнении она звучала ужасно, и я задумалась, вся ли их музыка звучит в студии лучше. От группы Мики я многого не ждала.
Когда вокалист помахал рукой и убежал со сцены, опустился красный занавес и зажегся свет. У меня появилась возможность осмотреть театр. После последнего представления я не удивилась бы, обнаружив дыру в сцене. Однако на деле в этом месте чувствовался шик старой школы, но акцент был явно на старости. Сиденья, обитые красным бархатом, скорее приводили в ужас, чем поражали роскошью. Над нами нависала пара когда-то сверкавших золотом балконов, которые теперь потускнели и стали приходить в негодность. Я не рискнула бы залезть на эти конструкции. Собравшаяся толпа гораздо лучше смотрелась бы на стадионе на каком-нибудь фестивале. Да и запах она источала соответствующий.
Еще через пятнадцать минут прожекторы сверкнули два раза и люди по обе стороны от нас стали выбираться в коридоры. Сначала я подумала, что они решили воспользоваться перерывом и уйти еще до начала шоу, однако они проходили вперед и смешивались с другими, которые теперь жались у сцены. Охранники безуспешно отправляли людей обратно. Должно быть, кучи людей, столпившиеся в проходах, представляли опасность для жизни.
– Только не вздумай кричать «Пожар!», – прошептала я Зайону.
– Боже упаси. Что происходит?
Я пожала плечами. У меня почти не было опыта посещения рок-концертов. Мама никогда не позволила бы мне испытывать на прочность барабанные перепонки и клетки мозга рок-музыкой. Однажды в знак протеста я отправилась с друзьями на концерт «Найн инч нейлз», но я не разбиралась в их музыке и впоследствии пожалела о своем решении. Мы ушли после трех песен. Я подозревала, что сегодня история может повториться.
Огни погасли. Через мгновение динамики загрохотали, и одновременно поднялся красный занавес. Мика стоял у микрофона в нелепых ярко-синих штанах и отвратительной футболке. Каким-то образом они решили все технические проблемы, которые мешали первой группе. Звуковая система работала на «отлично». Вокал Мики звучал абсолютно четко.
Я затаила дыхание, увидев его. Одно дело – сидеть подле него, пока он кажется совершенно другим парнем, и совсем другое – лицезреть его на сцене. Он стоял в лучах софитов и полностью контролировал аудиторию – от этого зрелища я захотела его странным, животным образом. Я задалась вопросом, такое ли чувство возникало у людей, которые ходят в церковь. Прямо-таки религиозно, а Мика выглядел как глава культа.
