Я говорил, что люблю тебя? - страница 90

– Мне больно за тебя, – тихо сказала я еще раз. Мне и в самом деле было больно. Никто не заслуживает такого обращения, тем более от родителей – людей, которые по определению должны вас любить и защищать.

Тайлер пожал плечами.

– Мама была так занята, что и вправду ничего не замечала. Сейчас она во всем винит себя. Время от времени она запрещает мне выходить из дома, но это так – для вида. По-моему, она боится быть строгой. Хотя это и не ее вина. Порой она все-таки кое-что замечала. И спрашивала что-то типа: «Тайлер, что опять стряслось с твоим лицом?» А я каждый раз сочинял в ответ какую-нибудь небылицу. Говорил, что разбил лицо, когда играл на уроке физкультуры в футбол, или что сломал запястье, когда упал с лестницы. Тогда я ломал запястье три раза за год, потому что отцу нравилось смотреть, насколько далеко он может загнуть ладонь назад.

– Почему же ты никому ничего не сказал? – прошептала я. Тишина вокруг была настолько хрупкой, что я боялась ее разрушить.

– Я до смерти его боялся, – признался Тайлер. Он поднял руки и провел ими по волосам. По мере того как в нем копилось раздражение, глаза темнели. – Поэтому не мог никому ничего рассказать. Сейчас об этом не знает лишь Чейз. Он был тогда еще слишком мал, и мама не хотела его пугать. Вся остальные члены семьи ненавидят отца.

– И когда же это прекратилось?

– Когда мне было двенадцать, – ответил Тайлер, поднявшись с пола. – Как-то раз вечером ко мне в комнату поднялся Джейми и увидел, как отец меня дубасит. Парень вызвал полицию, хоть и был еще совсем мелким. Отца арестовали. Он добровольно признал свою вину, поэтому обошлись без судебного разбирательства и публичной огласки. Я привык держать все в секрете. Привык притворяться, что все хорошо. – Он тяжело вздохнул и нрачал мерить комнату шагами. – Как же я его ненавижу! Дьявольски, до одурения!.. Год спустя я начал думать, что все это неспроста. Что я все это заслужил, потому что я всего лишь бесполезный кусок дерьма. Я до сих пор так думаю. И совершенно бессилен, потому что такое забыть невозможно, как бы банально это ни звучало. Мне прописали антидепрессанты, но я их забросил. Предпочел алкоголь и наркотики, а одно с другим никак не вяжется. И знаешь, Иден? Ты совершенно права. Я сбился с пути. Я завяз в гребаном дерьме.

Опершись руками о ковер, я тоже встала и попыталась посмотреть, что творится в его глазах. Их выражение менялось с такой скоростью, что невозможно было уследить.

Тайлер отчаянно вдохнул.

– Мне нужно иногда забываться, иначе я не могу! – воскликнул он. – Так легче со всем справиться, потому что, когда я пьян или под кайфом, я просто забываю, что мой отец до смерти меня ненавидел. – От нахлынувшей волны гнева адреналин хлынул Тайлеру в кровь. Он остановился, схватил с тумбочки стакан и яростно швырнул его о стену.

Стакан разбился вдребезги. Напуганная пронзительным звуком, я невольно отшатнулась. Осколки разлетелись по всему полу. А Тайлер просто стоял и спокойно смотрел на все это. Потом, удовлетворенный, бухнулся на кровать.

– Как же я его ненавижу! – прошипел он, глаза вновь устремились в окно.

Я приблизилась, чтобы хоть как-то его успокоить. Каким бы ожесточенным он ни казался, как бы ни кривился, я знала: на самом деле он очень расстроен. Я слышала это в его голосе, видела это в его глазах.

Было темно, музыка на пляже постепенно стихала – вечеринка подходила к концу. Над океаном проплывала луна, ее мягкий свет лился в квартиру, освещая лицо Тайлера. Я медленно подходила к кровати со стороны, где он лежал. Когда я попала в поле его зрения, наши взгляды встретились.

Я поежилась. Не от холода – каждую клеточку моего тела сотрясала нервная дрожь. Тайлер не сводил с меня глаз. Он выглядел обеспокоенным – наверняка боялся, что я снова начну засыпать его вопросами, но у меня сейчас даже в мыслях этого не было. Я придумала кое-то получше.

Волнуясь, я потянулась к его лицу и, обхватив обеими руками подбородок, вынудила смотреть мне прямо в глаза, пока сама усаживалась у него на коленях. Тайлер не уворачивался, не двигался и почти не дышал. Я тоже почти не дышала. Подавшись вперед, я потянулась губами к его губам, но не коснулась их, а зависла над Тайлером. На короткое время мы оба застыли в таком положении. Было и уютно и страшно одновременно. Я сознавала, что он ждет, когда я полностью наклонюсь, и что я сама этого хочу, но все равно медлила. Пока не почувствовала на щеке его дыхание.

– Спасибо, что рассказал, – сердечно шепнула я прямо ему в подбородок. И поцеловала.

Темноту и тишину прорезала вспышка. Я не могу ее описать, потому что она была неосязаемой, однако я отчетливо ее чувствовала. А еще я чувствовала, как бешено бьется пульс, как отчаянно щемит грудь, как бегут по телу мурашки, как вздымаются волоски на коже рук. И губы Тайлера на своих губах. Пухлые, влажные, жаждущие – такие же, как всегда. Его боль и злоба постепенно растворялись, их поглощала накатывающая волна желания. Желания того, к чему мы оба так страстно стремились, но не могли себе позволить.

Я ощущала вкус пива и сигарет, но в этом было нечто очаровывающее: бесконечно знакомое, присущее только ему – Тайлеру. Медленно целуя меня, он просунул руки под юбку и, садясь, сжал мне ягодицы. Я лишь крепче прижалась к его груди, продолжая ласкать пальцами лицо, которое обхватывала руками. Мускулы Тайлера напряглись, он приподнял меня с колен и уложил рядом с собой на кровать. Я похолодела, тело оцепенело, а он, склонившись надо мной, продолжал гладить под юбкой бедра.