Я говорил, что скучал по тебе? - страница 41
– Я собирался сказать… – мямлит Тайлер, закрывает глаза, прижимает руки к лицу и трет висок. – Думал, еще успею…
– Ну что ж, тогда извини, что я не вовремя, – говорит эта сволочь. Засовывает папку под мышку и снова переводит взгляд на меня, дружелюбно улыбаясь. – Питер, – кивает он мне.
– Я знаю, кто вы такой, – презрительно отвечаю я, гневно блестя глазами.
Ничего не могу с собой поделать. Я ненавижу его всеми фибрами души. Он не заслуживает моего уважения.
– Что это значит, Тайлер? – Моему возмущению нет предела.
Тайлер готов провалиться сквозь землю. У него на лице написано отчаяние.
– Я зайду попозже, – предлагает Питер, поднимая руку в защитном жесте и пятясь назад.
– Нет, – отвечает Тайлер, выпрямляется и делает глубокий вдох. – Отдай папку Эмили. Пойдем, Иден.
Он решительно берет меня за руку, и наши пальцы переплетаются. Мы спускаемся по ступенькам, а его отец стоит, уставившись на нас, и проводит рукой по волосам удивительно знакомым жестом. По тротуару течет поток похожих. Тайлер, тяжело дыша, крепко сжимает мою руку, затем облокачивается на подоконник тату-салона и притягивает меня к себе.
– Именно об этом я должен был рассказать маме, – тихо говорит он и еще тише добавляет: – И тебе.
– О чем? – Я вырываю руку и обнимаю себя за плечи. – Я ничего не понимаю. Что он здесь делает?
– Ну, если коротко, мы начали с ним общаться в сентябре.
– Как? Зачем? – поражаюсь я.
Некоторое время Тайлер рассматривает прохожих, потом нашаривает в кармане ключи и предлагает:
– Давай вернемся в машину.
Он снова берет меня за руку.
– Я не могу рассказать тебе здесь.
Пока мы идем к парковке, я теряюсь в догадках. Мы снова проходим мимо его кофейни, мимо площади Пионеров. Я не замечаю ничего вокруг, перед глазамит туман, мысли где-то далеко. Меня мучают тысячи вопросов, однако самый главный не может ждать.
– Что с тобой? – спрашиваю я.
Тайлер не мог испугаться неожиданного появления отца, ведь они уже встречались. Почему же он сам не свой?
– Ничего. Просто я… не ожидал.
Тайлер отводит взгляд и начинает большим пальцем рисовать круги на тыльной стороне моей ладони. Сначала я думаю, что он хочет таким образом меня успокоить, затем понимаю, что он делает это неосознанно, потому что волнуется. Он кусает губы и в глубокой задумчивости смотрит вдаль. О каких ужасах мне предстоит услышать?
Мы заходим на парковку. Тайлер так крепко вцепился в мою руку, что у меня онемели пальцы. Я никогда не видела его таким взбудораженным. Подойдя к машине, он выпускает мою руку, открывает дверь и медленно садится за руль. Я ныряю на пассажирское сиденье и захлопываю дверь. Между нами повисает молчание.
– Что, в конце концов, происходит? – нетерпеливо спрашиваю я.
Тайлер невидящим взглядом смотрит на приборную панель, наклоняется вперед, опускает голову на руль и закрывает лицо руками.
– Я не знаю, как тебе сказать, – сдавленным голосом произносит он. – Потерпи немножко.
И вновь замолкает.
– Просто объясни, что твой отец делает в Портленде, – требую я.
В конце концов, мы для этого сюда пришли. Понять не могу, по какой причине Тайлер позволил отцу приблизиться к себе ближе чем на пятьдесят миль.
– Он дает деньги на мой клуб, – набравшись духу, говорит Тайлер. – Оплачивает страховку и аренду, занимается разрешениями. Платит за все, чего не могу позволить себе я.
– И все?
Я поднимаю ноги на сиденье и сажусь по-турецки.
– Как это случилось? Когда ты возобновил с ним отношения? С какого перепуга?
Мимо нас проходит какой-то мужчина. Тайлер ждет, пока тот исчезнет из виду, словно нас могут услышать.
– Сложно объяснить…
– Тебе было сложно сказать мне правду о нем с самого начала, – мягко напоминаю я. – И все же ты сказал. Говори, я слушаю.
Я подбадриваю его улыбкой.
Тайлер сглатывает комок в горле, внимательно рассматривая свои руки с голубыми венами.
– В ту ночь, когда я уехал… – начинает он, и я понимаю, что история будет долгая.
Он говорит очень тихо, проводя пальцами по рулевому колесу:
– …Я не знал, что делать. Просто ехал куда глаза глядят. Проезжая через Реддинг, остановился у дома бабушки с дедушкой. Я ехал всю ночь и устал как собака. Вот уж кого они не ожидали увидеть!
Тайлер поднимает голову, уголки его губ чуть дрожат.
– Я пробыл у них пару дней, пытаясь понять, что делать, как жить дальше. Помнишь фотографии на стенах? С моим отцом? Я не мог на них смотреть. Хотел их сорвать, и тогда дед велел мне убираться. Я дико разозлился, начал кричать на них, а они заявили, что я не умею держать себя в руках.
Он снова замолкает и морщится от боли, словно ему невыносима мысль, что бабушка с дедушкой могли так сказать.
– Самое страшное в том, что я знал: они правы. И с этим надо было что-то делать. Я не хотел быть таким психом.
Тайлер говорит так искренне, что у меня сжимается сердце. Он пережил столько боли, несправедливости, обид!
– Никто не вправе винить тебя, что ты так относишься к своему отцу, – говорю я, еле удерживаясь, чтобы не заключить его в объятья, как раньше, когда он нуждался в утешении.
– Но они вправе винить меня в том, что я не умею сдерживаться… Я хотел видеть тебя.
– Что?
– Когда я распсиховался из-за фотографий, я захотел увидеть тебя.
Тайлер несколько раз проводит пальцами по рулю и смотрит на старый «форд» напротив.
– Я понимал, что ненормально так зависеть от тебя. Надеяться, что ты скажешь: успокойся, возьми себя в руки, все будет хорошо. Поэтому я не вернулся. Я мог вернуться, я очень хотел вернуться! Но это был бы самый легкий путь.
