Любимец моих дьяволов - страница 92
— У тебя получилось. — Произношу тихо. Ты очень наглядно все показал. И продолжаю стоять, смотря в его лицо. Ожидая очередного удара. Его глаза блестят и жадно шарят по моему телу.
— Скажи, чего ты хочешь? Хочешь, чтобы я тебя поимел? — хрипло спришивает Штаховский.
— Нет, — всхлипываю отчаянно. — Хочу, чтобы ты меня любил. Всегда хотела. Как дура мечтала об этом…
Я и правда жалкая, безвольная дура. Как могла так опуститься? Зачем сказала это? И тут меня накрывает волной ненависти, ярости, отчаяния.
— Но ты не можешь! Я понимаю! Ты не то что любить не можешь, ты даже прикоснуться… не способен. Кармен права — ты трус. Только смотреть можешь…
И тут читаю в глазах Якоба такую бурю, что мне становится страшно. Понимаю, что переступила некую черту, сорвала планку. Меня охватывает паника, разворачиваюсь и бегу вверх по лестнице. Это не игра, я действительно в ужасе, к горлу подступает тошнота. Мы одни в целом доме. Мне неоткуда ждать защиты. И я точно знаю, чувствую каждой клеточкой своего тела — на этот раз Якоб не остановится.
Якоб делает шаг ко мне, но я настолько испугана своими словами, и всем происходящим, что разворачиваюсь и убегаю. Несусь в свою комнату с такой скоростью, как будто за мной черти гонятся. Зачем спровоцировала? Уже однажды испытала его гнев на себе. Он сделал мне больно, и сейчас все может быть куда хуже. Мой самый страшный кошмар повторяется.
Захлопываю дверь, но не успеваю запереть, она распахивается и Якоб стоит на пороге.
— Убирайся! — выкрикиваю с отчаянием.
— Зачем тогда ты все это сказала? — спрашивает тихо и вкрадчиво. Как зверь, готовящийся к прыжку.
— Не знаю! Ты достал меня! Сколько можно издеваться!
— Я пришел исправить твое мнение. Больше не буду нерешительным.
— Нет! Я не хочу.
— Пару минут назад хотела.
— Нет! Я… я просто не знаю, не понимаю, что ты делаешь. И устала ждать, когда ты все объяснишь!
— Я не за объяснениями сюда пришел, — резко бросает Якоб и подходит ко мне вплотную. Пячусь от него пока не упираюсь спиной в стену.
Но наверное дело не в преграде. Я заглянула в его зеленые кошачьи глаза и меня будто парализовало, не могу сделать ни шагу. И стоит ему только прижаться, меня охватывает безудержное желание.
— Пожалуйста, — произношу едва слышно.
— Это звучит мило. Но даже не спрошу, о чем ты. Мне это не важно. Он притягивает меня к себе с силой, и впивается в мои губы неистовым поцелуем. Запускает руку в мои растрепанные волосы и сжимает до боли. Тянет назад, вынуждая запрокинуть голову. От него исходит огненный жар.
И отчаянная, глупая до абсурда радость разливается сладкой, ноющей болью, желание лишь одного — близости… Пальцами впиваюсь в его плечи, прижимаюсь все теснее, словно тону, а он мой единственный шанс на спасение. Отвечаю на его поцелуи с не меньшей страстью. Хотя внутри все еще страшно, все еще свежи воспоминания о боли. Но я давно решила, что даже боль ради него терпеть готова. Если он моя одержимость, значит бесполезно пытаться избежать ее. Якоб отрывается от моих губ, прокладывает дорожку поцелуев по шее, и я запрокидываю голову, наслаждаясь. Его руки обнимают меня за спину, спускаются ниже, к ягодицам. Все сильнее прижимает к себе, теперь чувствую, как он возбужден, твердая плоть прижимается к моему животу. Я все еще в его плаще, и теперь эта вещь начинает душить меня, мешать невероятно. Сбрасываю, оставаясь в платье, тоже не самый удобный вариант. Очень закрытое, и снимать сложно, много потайных крючков… Задыхаюсь от желания обнажиться, всей кожей почувствовать прикосновения Якоба. Мы вместе, дрожащими руками возимся с проклятыми застежками.
— Су-ука, ну и платье, — рычит Штаховский, а у меня нервный смешок вырывается. В ответ он дергает изо всех сил, но материал не поддается.
— Это пытка. Ты нарочно. — Говорит уже более спокойно, ворчливо.
— Нет. Я сниму… только дай мне минутку, не мешай.
И Якоб со стоном падает на мою постель. Удобно устраивается на спине, кладет руки за голову. Точно стриптиз смотреть приготовился.
— Я так долго провожусь. Отвернись.
— Ни за что.
— Разденься… тоже. — Предлагаю робко.
Мне становится неловко от собственной смелости. И вообще, мы не должны разговаривать! Если людей накрывает цунами страсти, а с нами это определенно случилось, мы должны молча сбрасывать, срывать с себя одежду, неистово ласкать друг друга… Ну уж никак не перекидываться репликами… Которые, если честно, еще сильнее возбуждают и сносят крышу. Хотя это не по канону…
Ох, о чем я только думаю! Какой нафиг канон… Как только платье поддается и падает на пол, Якоб оказывается рядом со мной. Помогает расстегнуть бюстгальтер (хотя я и сама бы отлично справилась), и сомкнув губы на соске начинает страстно ласкать его языком. С моих губ слетаю приглушенные вскрики, закусываю губы до боли, но молчать не могу, стоны сами вырываются наружу. Якоб снова обрушивается на мои губы, я что-то пытаюсь прошептать, но это лепетание тонет в глубоком поцелуе. Мне нравится его животная агрессивность. Его твердое тело, настолько горячее, что кажется, можно обжечься. Его руки, от одного вида которых у меня перехватывает дыхание, тоже обжигающе горячи и этот жар передается мне, буквально воспламеняет все мое тело.
Но он все еще одет… Начинаю расстегивать его рубашку, пальцы дрожат, не слушаются. Пытаюсь сосредоточиться, дышать глубоко. Наконец Якоб проявляет сочувствие и снимает ее сам.
