Привет, моя Аварийная - страница 20
Я не знаю, за что… Мне не за что. Но я видел, как на секунду с нее слетела маска тролля, и там, под ней, она плачет. Так, как будто бы есть, из-за чего. А значит, мне нужно…
— Яна… — хриплю я. — Прости меня…
Не знаю, чего я ожидал от этого. Но что-то идет не так. Я чувствую, как ее сносит. И ненависть ее чувствую, и разочарование, и отвращение.
Ее рука медленно отползает от моей, как будто я чем-то заражен.
— Если ты еще раз посмеешь извиниться… Я плюну тебе в лицо.
— Да за что?! — срывает меня. — Я не знаю, что тебе там наглючило… Но ты знаешь меня. И ты знаешь НАС. Неужели ты думаешь, что я стал бы с кем-то…
— Заткнись, Арчи. Мне неинтересно.
— Не прикасался я к Карине, и ни к кому другому тоже.
— Мне все равно.
Да, бл*ть, ДА! Я готов извиняться, оправдываться, обсуждать, договариваться, обещать! Что тебе еще нужно, что?!
— Я же НИЧЕГО не сделал.
— Не сделал. Больше не хочу иметь с тобой ничего общего. Открой дверь. Я хочу уйти.
Что за ахинея? — встряхиваюсь я.
Она пытается встать с кресла.
— Сидеть, — толкаю обратно.
О чем ты? — вглядываюсь в нее.
Она смотрит на меня так, как будто бы я обязан быть в курсе.
— Мне нужно в ванную… — отстраняюсь, позволяя ей встать.
Пять утра…
Достаю белье, застилаю диван. Убираю ее плед. Ухожу на кухню.
Люди говорят: утро вечера мудренее.
Я курю и жду, пока она ляжет.
И минут через сорок возвращаюсь.
Спит. Ни с краю, ни у стены. Ровно посередине. Под пледом. Мое одеяло и подушка — на кресле. Такой вот месседж.
Я могу разложить кресло и лечь. Но я не буду этого делать. С чего вдруг?
Забираю одеяло и ложусь рядом, притягивая ее за талию к себе.
Молча и остервенело пытается расцепить мои руки.
— НЕТ.
Я чувствую, как на моих кистях появляются содранные ее ногтями борозды. Перехватываю ее кисти, зажимая одной рукой, второй держу за талию. Пальцы чувствуют шрам. Они в правильном месте, наконец-то, мои пальцы.
— Спи.
Мы замираем, я слушаю ее дыхание. Оно такое, словно она рыдает. Но она не рыдает. Прикасаюсь пальцами к ее щекам, они сухие.
— Спи… — отпускаю руки, закрывая ладонями ее живот.
С усилием всовывает свои ладони между собой и моими. Замирает.
Спи, Яна, пожалуйста… Спи. Здесь. Со мной. «Как новый год встретишь…»
Гирлянды мерцают. Почти что праздник. С новым годом, Арчи, с новым годом.
Когда ее вырубает, и она расслабляется, спим мы почти как раньше, переплетаясь телами. Это тепло. Очень. И внутри меня практически расслабляется давно завязавшийся болезненный, удушающий узел.
Может, это и не очень уместно сейчас, но мое тело, чувствуя ее запах, сходит с ума, атакуя мозги горячими снами. Месяц я не прикасался к ней…
Я «голоден» до горячих обмороков. И мой член требовательно вжимается в ее бедро. Она спит, но дыхание ускоряется. Тоже снятся горячие сны?
Прижимаюсь губами к ее шее.
Не просыпайся только… Не хочу ничего вспоминать, осознавать, выслушивать, выпрашивать… Хочу чувствовать. Всё.
Пальцы двигаются вдоль стежков шрама к резинке стрингов.
Мое тело знает ее тело, и я расслабляюсь, отпуская его. Губы скользят по спине к лопаткам, между ними. И ее сонный стон заставляет мои глаза захлопнуться, превращая меня в совершенно неразумного… От возбуждения я, кажется, растекаюсь по дивану. Пальцы рефлекторно сжимают ее.
Резко напрягается. Проснулась!
С болезненным стоном прижимаюсь лицом к ее спине.
Это так правильно сейчас — продолжить то, что начали наши тела.
Давай… притворимся, как обычно… что любим друг друга…
Но она отстраняется. И мне кажется, что даже тот пожар, что сейчас пылает под нашим одеялом, застывает.
Нет, ничего, конечно, не будет.
Бл*ть…
И я переворачиваюсь на спину, пытаясь отдышаться. Мой член от возмущения сейчас вспорет одеяло, но нам, конечно же, ничего не обломится.
— Доброе утро, Яна, — мой голос срывается.
Вздрагивает.
Никогда не говорил ей этого. Никому, наверное, не говорил.
Садится, спуская ноги на пол.
Похудела…
— Очень мало доброго в этом утре. Открой мне дверь.
— Нет.
Встает, забирает с кресла свое полотенце и уходит в ванную.
Поднимаюсь следом. Заказываю все, что она любит, и еще много всякой еды. Цветы…
Никогда не дарил ей цветы. Понятия не имею, какие ей нравятся. Не интересовался. Но почему-то в памяти всплывает незаконченный рисунок из ее мастерской. Там цветы, каких-то розово-сиреневых оттенков. Заказываю похожие.
8
Чувствую себя то мальчишкой, который безуспешно пытается завоевать девочку, то нашкодившим мужем, пытающемся выкупить прощение жены. Но ведь я ни тот, ни другой.
Доставка уже все привезла. Разбираю коробки на кухне. Цветы ставлю просто в вазу, оказывается, у меня она даже есть. Как-то не к месту дарить ей сейчас цветы. Глупо.
Очень долго не выходит из ванной.
С тобой все в порядке?
Подхожу к двери, стучусь, ложусь на нее спиной, прислушиваясь к звукам. Закрывает воду.
Там нет второго полотенца. Всегда забывает прихватить его. И ее мокрые волосы закапают сейчас все половое покрытие, как обычно. Иду за вторым, ловлю ее на выходе из ванной и протягиваю.
Молча забирает, обматывая волосы.
— Пойдем завтракать.
Идет через кухню в комнату, не останавливаясь у стола. Молча прихватывает мандаринку и проходит дальше.
Закидываю в себя кусок чего-то съедобного. И, стоя в проходе, наблюдаю, как она скидывает полотенце, надевает трусики. Те самые, с накуренными котами.
