Свет за окном - страница 47
– Винишия, прошу тебя! – взмолилась Конни. – Я не могу тебе на это ответить, поверь мне!
– Так ты с нами еще или уже нет? На этот простой вопрос ты можешь ответить?
– Конечно, я с вами! Послушай, в день моего приезда в Париж произошло нечто, приведшее меня… к моим нынешним обстоятельствам. Ты как никто, Винишия, должна понять, что я ничего больше сказать не могу. И если человек, который в тот вечер меня спас, узнает, что я тут с тобой – он сочтет, что я его предала.
– Вряд ли, – пробормотала Винишия. – Тоже мне предательство – встреча с подругой детства! Послушай, Кон, – Винишия потащила ее через дорогу, воспользовавшись случаем посмотреть направо-налево, – дело в том, что мне нужна помощь. Ты, конечно же, знаешь, что группа «Натуралист» разгромлена. Радистов, кроме меня, не осталось, и мне нужно перемещаться с места на место, посылать сообщения в Лондон так, чтобы боши не успели перехватить сигнал. Я чуть не попалась два дня назад – они нагрянули на квартиру, откуда я унесла ноги за двадцать минут до того. Рация сейчас на другой явке, но там небезопасно. Мне нужно такое место, откуда можно радировать в Лондон и другим агентам, которые работают здесь. Готовится нечто грандиозное. Назначено на завтрашнюю ночь, и это вопрос жизни и смерти, чтобы я связалась с другими. Кон, ты наверняка знаешь, откуда я могу это сделать!
– Прости, но – нет, я не знаю! Не могу тебе объяснить, но я сама как в мышеловке! Мне приказали не разговаривать ни с кем, кто может проследить мою связь с человеком, о котором я тебе говорила.
– Господи, Кон! – воскликнула Винишия, резко остановившись прямо посреди тротуара. – Ну что ты такое несешь? Ты английский агент! Мне глубоко наплевать, кто этот человек, интересы которого ты так рьяно блюдешь, или чем он запудрил тебе мозги. Но я – и те, кто участвует в подготовке завтрашней операции, – мы знаем, что если она удастся, тысячи французов не схватят и не отправят в Германию, на рабский труд. Нам позарез нужна твоя помощь! Ты должна знать, откуда я могу послать радиограмму! – с отчаянием в голосе сказала она. – Если я вечером этого не сделаю, все пропало…
Не сразу, с неохотой, она снова взяла Конни под руку, и они молча пошли дальше.
Конни, прижимая к себе худенький локоток Винишии, металась в сомнениях. Она запуталась в паутине, в тонких шелковых нитях правды и лжи, нитях, ведущих куда угодно и никуда. Да, она в нравственном тупике. Да, она потеряла представление о том, кому верить и кому доверять. Однако сейчас, рядом с Винишией – измученной, изголодавшейся, отчаявшейся – Конни, которую и без того мучила вина, снова попала под действие обязательств, с которыми была сюда послана.
– Знаешь, можно попробовать дом на рю де Варенн… Но это опасно, – сказала Конни. – Ты сама знаешь, там часто бывают немцы.
– Да наплевать. Эти свиньи часто не видят, что творится у них прямо под носом.
– Нет, Винишия, это, конечно же, риск! Но ничего другого я предложить не могу… – говорила Конни, просчитывая в уме, что Эдуарда сегодня ночью не будет и что в саду есть дверь, которая ведет в подвал. Она пользовалась ею летом, когда налеты заставали ее в саду. Но вдруг налет случится как раз сегодня? Вдруг кто-то увидит, как Винишия входит в дом? И вдруг кто-то из близнецов фон Вендорфов явится к ним с визитом – и как раз тогда, когда Винишия в подвале начнет свою передачу?
– Если честно, Кон, мне уже все равно, – со вздохом сказала та. – Явочные квартиры в Париже почти все провалены. А потом, кому придет в голову, что радисту хватит духу вести передачу из дома, куда заходят немецкие офицеры? – Винишия заглянула Конни в глаза. – Нет, ты все-таки скажи, ты абсолютно уверена, что ты с нами? – И она засмеялась. – Впрочем, если нет, я так и так погорела, так что какая разница?
Конни поняла, что Винишия требует доказательств, и ничего не остается, как принять неизбежное. Что бы там ни было, независимо от последствий, от нее требуется делом доказать свою верность родной стране и подруге.
– Договорились, я тебе помогу.
Конни вернулась домой и под тем предлогом, что во время последней бомбежки забыла в подвале книгу, взяла у Сары ключ и отперла подвальную дверь, от которой взбегали ступеньки в сад, а потом вернулась в гостиную посидеть с Софи. Та тонкими пальчиками скользила по брайлевскому изданию Байрона, и счастливая улыбка блуждала по ее лицу. Конни не сиделось на месте. В полседьмого она, сославшись на головную боль, сказала, что ужинать будет у себя в комнате.
В восемь она спустилась, чтобы сказать Саре, что поскольку гостей вечером не будет, та может отдыхать. Софи уже была в своей комнате, а Конни, нервничая, мерила шагами свою, то и дело поглядывая на часы. Винишия, думала она, наверняка уже сидит внизу, в подвале, а бедная, невинная Софи знать не знает, что женщина, которую брат принял под свой кров, предает его доверие, подвергая опасности всю семью!
Так прошел еще час.
В десять вечера Конни на цыпочках прокралась вниз и на пути в подвал – проверить, ушла ли Винишия, и добралась уже до кухни – услышала тихий стук в парадную дверь. Сердце ушло в пятки. Приоткрыв дверь из кухни в вестибюль, она увидела, что парадную дверь отворяет Софи, сумевшая самостоятельно спуститься по лестнице. Переступив порог, ее обнимал Фредерик.
Конни, закусив губу, отпрянула в тень, гадая, что происходит. Надо полагать, эти двое договорились о встрече. Десять вечера – сомнительный час для какого угодно визита, не говоря уже о том, чтобы джентльмену в отсутствие третьих лиц посетить даму. Вот ситуация! И еще подумаешь, чего опасаться больше – того, что пострадает репутация и девичья честь Софи, или того, что британская радистка сидит в подвале, а немецкий офицер – на первом этаже, прямо над ее головой.
