Новая Ты - страница 101

Толкаю дверь, готовясь рассказать Любви о своей задумке, – и застываю на месте. Ее гордита лежит на тарелке недоеденной, и ее самой нет на диване. Парень за прилавком тоже исчез. С кухни не доносится ни звука, с шоссе пропали все машины. Я покрываюсь холодным потом и вламываюсь в женский туалет. Никого.

У меня звонит телефон. Это Лав. Я не отвечаю – потому что и так знаю, что произошло. У этой сосущей тишины может быть лишь одно объяснение. Ну хорошо, два, но если бы произошла атомная катастрофа, то небо стало бы оранжевым. А оно голубое.

Я включаю воду. Мыло здесь свежее, розовое, не то что в мужском туалете. Интересно, у нас будет мальчик или девочка? Мою руки горячей водой и ополаскиваю холодной. Надо напоследок получить хотя бы тактильное удовольствие. Нажимаю кнопку на сушилке, меня обдает поток жаркого воздуха. Я закрываю глаза и наслаждаюсь теплом. Впитываю его.

Телефон звонит снова. Лав. Ее заставили. Прямо как в книгах Денниса Лихэйна. Но я не злюсь. Я понимаю: это их работа.

Похоже, они настроены очень серьезно: весь периметр очищен. Надо было по-джентльменски отпустить Лав в туалет первой, чтобы ей не пришлось наблюдать эту несмешную комедию.

Толкаю дверь и выхожу. Рассматриваю узор на плитке, чтобы запомнить (мне не скоро придется сюда вернуться), откусываю гордиту и иду к двери. Вот и всё. Распахиваю ее, солнце слепит глаза.

– Руки вверх!

Я повинуюсь.

Коп, стоящий у меня за спиной на крыше, зачитывает мои права. Меня окружают и арестовывают по обвинению в убийстве Джиневры Бек и Пич Сэлинджер. Мне наплевать, меня волнует лишь Лав. И вот она наконец появляется, вся в слезах. Рвется ко мне, но ее не пускают. И если у нее случится выкидыш из-за идиотских правил федеральной системы правосудия Соединенных Штатов Америки, то я убью на хрен всех этих придурков. Всех до одного. Этими вот руками.

Прекраснодушная хрень о доверии и оптимизме, являющаяся главной идеей «Шарлотты и Чарльза», конечно, хороша, но только не тогда, когда твоя беременная жена в измазанной фаршем футболке бьется в истерике на парковке, а ты ничего не можешь сделать, потому что тебя держат копы. И все же я сохраняю спокойствие. Теперь у меня есть семья, которая обо мне позаботится, которая не даст меня в обиду. Мне наймут лучших адвокатов, и этим сволочам придется попотеть, чтобы доказать мою вину, не имея ни одного доказательства.

Я смотрю Лав в глаза и говорю, что люблю ее. Она кивает. «Я тоже». Коп спрашивает, закончили ли мы, и, не дожидаясь ответа, запихивает меня на заднее сиденье.

Я арестован, и это не мелкое нарушение правил дорожного движения, когда просят быть повнимательнее и спрашивают про Нью-Йорк; это не штраф за нарушение правил перехода улицы, влепленный копом-неудачником. Это «обвинение в двух убийствах, подозреваемый взят под стражу, отбой».

56

Копов не интересует настоящее. Не интересует будущее. Они зациклены на прошлом. Я хочу сказать им, что все кончено. Я изменился. Я видел Эми на пустынном пляже – Эми, которая обокрала и обманула меня, которая разбила мне сердце, – и отпустил ее. Я уже не тот, кем был раньше, и это мой главный аргумент в свою защиту. Увы, суд вряд ли его признает.

Суть предъявляемых мне обвинений в следующем. Детектив Питер Бринкс и департамент полиции Нью-Йорка, в отличие от феминисток, серьезно отнеслись к заявлению доктора Ники Анжвина о таинственном пациенте по имени Дэнни Фокс. Они развернули поиски, но никого не нашли.

Тем временем в Литтл-Комптоне, штат Род-Айленд, офицер Нико вынужден был патрулировать окрестности дома Сэлинджеров. Работа полицейских – это не столько адреналин и погони, сколько постоянное ожидание, и вот, чтобы скрасить его, он решил полистать журнал о парусном спорте (почему бы и нет?) и там случайно наткнулся на фотографию некоего Спенсера Хьюитта, который был совершенно не похож на парня с таким же именем, которого он спас неподалеку от дома Пич Сэлинджер за несколько дней до ее исчезновения. Хотя семья покойной попросила закрыть дело «по семейным обстоятельствам», офицер отправился в гараж, где ремонтировали разбитый «Бьюик» того парня, и спросил, не осталось ли у них чека с номером кредитной карты или записи с номером машины. Они подняли документы – и нашли. Офицер пробил номер и выяснил, что машина принадлежала мистеру Муни, имя которого показалось ему знакомым. Он вспомнил о статье на «Баззфид», где рассказывалось о букинистических магазинах Нью-Йорка и между прочим упоминалось имя некоего Джо Голдберга. А дальше все просто: он нашел меня на «Фейсбуке» (черт бы его побрал!), узнал меня, распечатал фотографию и показал ее Сэлинджерам. Те, конечно, вспомнили про странного курьера и парня в баре, и тогда офицер забил тревогу. Он припомнил, что подруга Пич, Джиневра Бек, также скончалась через пару месяцев при весьма загадочных обстоятельствах. Я бы посмотрел на лицо доктора Ники, когда офицер приехал к нему в тюрьму с моей фотографией (чертов «Фейсбук»!) и спросил: «Это Дэнни Фокс?»

Так и завертелся этот вихрь, и вот теперь я в тюрьме. Причем не из-за кружки с мочой, которой так боялся, а из-за череды нелепых, абсурдных случайностей. Столь же неправдоподобных, как моя нечаянная встреча с Эми на пляже в Малибу после многих месяцев безуспешной охоты на нее в Голливуде. Все-таки мир несправедлив. Я не стал наказывать ее и великодушно отпустил. Судебная система должна разглядеть произошедшую со мной метаморфозу и прекратить копаться в прошлом. Слишком мелко и мстительно – детский сад какой-то! – ломать мою хорошо устроенную жизнь ради двух всеми забытых мертвых девиц.