Чужие души - страница 50

— Помню.

— Я все деньги, что вы потратили, верну вам. Только немного приду в себя. Хорошо?

— Никаких денег я не возьму. Даже не думай. Или мы с тобой не друзья? — Лагунов легонько сжал ее руку.

— Я пойду прилягу, голова совсем не соображает. Потом все уберу здесь. А вы захлопнете потом за собой дверь. Да что я вам объясняю. Сами знаете.

Она поднялась и, не глядя на Лагунова, пошла в свою комнату. От пережитого за день и выпитого вина голова начала кружиться.

Татьяна, не включая свет, легла поверх одеяла. Потолок качнулся и, чтобы унять это качание, она крепко закрыла глаза.

Проснулась она так же внезапно, как и уснула. Бабушка на кухне мыла посуду и уронила ложку.

Татьяна села на кровати и прислушалась. Из крана лилась вода, стукнула крышка. Звякнули рюмки. До конца не поняв, что случилось, она быстро поднялась и, уняв дрожь, пошла на кухню.

Лагунов, закатав рукава и подвязавшись полотенцем, домывал посуду.

На спинке стула висели его пиджак и галстук.

— Я тебя разбудил?

— Я подумала, я подумала…

— Ты подумала, что на кухне бабушка. Так?

— Угу.

— Таня, — Лагунов вытер руки, подошел и обнял ее за плечи, — не плачь. Или бабушка тебя любила заплаканной?

Она уткнулась ему в плечо и… перестала плакать.

Он не знал, как дальше быть, куда деть свои руки, и только гладил ее по спине.

— Она любила меня всегда любой. Даже заплаканной.

Лагунов прикоснулся губами к ее волосам и прижал сильнее к себе, пока не почувствовал, как она вся напряглась.

Испугавшись, что не справится с собой, он легонько отстранил Татьяну от себя.

— Я все убрал со стола, так что ты можешь ложиться и дальше спать. Мне пора. Если хочешь, я останусь и переночую здесь.

— Нет. Поезжайте домой, вам завтра на работу. Вы и так столько всего сделали для нас с бабушкой.

— А хочешь, поедем ко мне? Тебе нечего бояться.

— Нет. Я останусь дома. Мне надо самой все пережить и сжиться со всем этим.

— Ты иди, ложись, поспи. Я сам закрою дверь.

Татьяна, прислонившись к двери, наблюдала за тем, как Лагунов откатал рукава белоснежной рубашки, надел пиджак, взял со стула галстук и, немного подумав, скомкал его и положил в карман. Потом она слышала, как Роман долго возится в тесном коридоре возле старой вешалки, надевая пальто.

«Опять зацепился рукавом, — подумала Татьяна. — Надо давно было выбросить эту развалюху. Кому теперь на нее вешать одежду?»

Потом за Лагуновым закрылась дверь, и она осталась одна в квартире. Опустившись на стул, на спинке которого еще недавно висели его вещи, она просидела так до тех пор, пока часы в гостиной не пробили полночь.

Встреча в Голосеевском лесу оставила в душе настолько неприятный осадок, что Задонский не успел отказаться от предложенного Еленой зеленого кофе.

И теперь, борясь с отвращением, он медленно пил жидкость, пахнущую прелым недосушенным сеном. Внимательно рассматривая в чашке бледную муть, сетования Елены он слушал вполуха.

Савицкий пристроил какую-то девицу на работу. Тоже мне проблема. Знает он этих девиц по протекции. Была бы толковее, нашла себе работу в Киеве. Выходит, эта глушь — для ее мозгов. Главное, чтобы ни во что не вникала. Но, опять же, чтобы вникнуть — нужны мозги, а они в дефиците. Круг замкнулся.

Веронике Ивановне стало плохо. До утра может не дожить. Могла бы вообще об этом не говорить. А как ей должно быть от такой дозы лекарства?

Антон прикрыл глаза. Ради чего он приехал в центр? Знала бы Елена, сколько у него своих проблем. Один Круглов чего стоит. А он не ноет. Он решает проблемы по мере их поступления.

— Он настроен решительно! Сегодня в полицию не пойдет, напьется. А как протрезвеет? Что тогда делать? Ума не приложу!

— Стоп! — Задонский понял, что пропустил важное. — Какая полиция?

Он с удовольствием отставил мутное пойло, называемое зеленым кофе.

— Ну, я же вам говорю, что Сергей грозился пойти в полицию и рассказать о нашей с вами… работе. Вот, смотрите, чем пугал.

Задонский внимательно прочитал заявление Крапивина.

Свои подозрения Сергей Николаевич излагал грамотно, со ссылкой на истории болезни и листы врачебных назначений. Дальше прилагались несколько страниц — копии посмертных эпикризов.

— Вот тебе и пьющий отставник. Откуда у него эти ксерокопии? Хотя неважно.

Задонский еле сдерживался, чтобы не наорать на Елену.

Если бы удушение главврача решило назревшую проблему — он бы ее удушил. Задонский от злости сжал кулаки. Вот с чего надо было начинать разговор! А то заладила: одному плохо, другому еще хуже…

— Где все эти истории болезни, с которых Сергей сделал ксерокопии?

— Как где? В архиве.

— Немедленно все убрать из архива, — распорядился Задонский.

Он сосчитал в уме до десяти и успокоился. Обостренное чувство нависшей опасности заставляло мозг молниеносно просчитывать варианты решения возникшей проблемы.

— Где он сейчас? — спокойно спросил Задонский.

— Кто? Сергей? Он мне не докладывал. Уехал. Уехал и ничего не сказал. Только пригрозил.

Голос Елены вот-вот должен был сорваться на истерический визг.

— Ладно. Я сам с ним поговорю. Адрес.

— Чей? — Елена растерянно смотрела на Задонского.

— Крапивина, — по слогам, еле сдерживаясь, чтобы не заорать, проговорил Задонский.

Елена, немного придя в себя, открыла записную книжку и, водя дрожащими пальцами по страницам, нашла адрес Крапивина.

«Он решит все, он поговорит с Сергеем, и тот опомнится. Иначе всему конец! А если Сергей не согласится? Что тогда — тюрьма?»