Гумор та сатира. Збірка - страница 53

— Но если они стадо, — рассуждал бес, — значит, я пастырь! Я пастырь, а не Он! Я — пастырь добрый, ха-ха-ха…

А тем временем недавно назначенный городской голова Киева, человек с бледным, опухшим лицом, видел странный, утренний сон. Он видел, что стоит в знаменитом киевском дворце с красивыми небесно-голубыми стенами. Стоит на коленях, в большом зале. Перед ним длинная ковровая дорожка. А в конце дорожки — улыбающийся мужчина, повторяющий по-английски:

— Май френд! О, май френд!..

И он, глава города, суетливо передвигается, не вставая с колен, навстречу улыбающемуся. Наконец, он приближается к нему, слышит тихий смех и снова ласковое «май френд». Потом смеющийся кладет ему руку на плечо. Рука тяжела как камень. Она давит словно могильная плита. Главе киевлян становится страшно.

— Ю олл райт? — спрашивает смеющийся. И городской голова опускает опухшее лицо, думая, что пришла его смерть. Ему хочется крикнуть «помогите», или по-киевски, «рятуйте», но он лишь выдыхает обречённо:

— Й-е-с…

И тогда другая рука смеющегося, жилистая с белёсыми волосками, приближается к опухшему лицу. В жилистой руке маленькая чёрная чаша с тёмно-красной жидкостью. Опухший глава города пьёт из подставленной чаши солёную жидкость, похожую на загустевшую кровь и слышит при этом выстрелы, плач детей и лай собак. Потом большой чёрно-красный перстень со знаком, напоминающим четырёхлапого паука, приближается к его лицу, и он целует перстень и руку, покрытую белёсыми волосками.

И в ту же минуту рука становится когтистой, покрывается шерстью, удушливый запах горелой резины не даёт дышать.

— Сынку мий! — смеётся кто-то сверху над головой…

Глава Киева пробуждается. Он открывает глаза и находит себя стоящим на коленях. Мгновение он надеется, что это был просто сон. Однако надежда тут же исчезает. Человек с опухшим лицом припоминает, что сон этот — лишь повторение того, что с ним на самом деле произошло накануне вечером, и происходит каждую неделю, в ночь на воскресенье. Он понимает, что с ним покончено. Но ему уже всё равно.

А тем временем, среди всё ещё живой и прекрасной природы, наступал новый киевский день. Тысячи людей просыпались с тяжёлым чувством, будто что-то давило их изнутри. Неведомые голоса жили в них, шептали, уверяя, что это их собственные мысли и желания. Невидимые существа диктовали речи и указы, вертели певичками, скачущими в главном дворце культуры города, гнали по улицам шествия орущих. Иногда эти существа нахально выглядывали на миг из-за плеча какого-нибудь перепуганного премьера или дерущегося парламентария. И вновь становились невидимыми, чтобы опять наполнять души призраками — коварными врагами с металлическими зубами, не пускающими в Европу и топчущими портреты правильного поэта. И там, в душах киевлян, становилось тесно и затхло, как в мусорных баках, где находилось место всякой дряни — и лгущим вечерним новостям, и фантазиям о братьях-угнетателях, и женщинам с фальшивыми улыбками кормящим пирожками небритых, прыгающих мужчин, и клоунам-извращенцам, принимаемым за народных героев, и, главное, всё покрывающей, тупой, необъяснимой злобе.

И только не было там места Тому, Кто любил киевлян. Кто создал их. Кто умер за них на Кресте. Тому, в Ком только и была правда. Кто только и мог спасти от лжи и мрака. Тому, Кто каждое мгновение стучался в сердца киевлян с просьбой впустить Его. Тому, Кто жалел и ненавидящих, и ненавидимых, и стрелявших, и расстрелянных.

А тем временем, над мглистым небом Киева, и над всеми небесами Тот, Кого не хотели знать киевляне, в славе Своего Отца смотрел на древний, помрачённый город. Рядом была Его Пречистая Мать и святые ангелы. Они просили Его помиловать, освободить души от бесовского пленения и простить обманутых. Тех, кто теперь шёл по утренним улицам, тех, кто просыпался, но никак не мог проснуться от лживого сна.

Просили за киевлян Архангел Михаил, Антоний и Феодосий Печерские, Николай Чудотворец и князь Владимир. Весь сонм святых, праведников, благочестивых воинов, безвестных народных поэтов и земледельцев, всех, кто помнил, знал настоящий, подлинный Небесный Богом Задуманный Киев — все они с ангелами молили за обманутых, помрачённых, впавших в дьявольское наваждение. Молили словами Самого Спасителя:

— Прости им, ибо не ведают, что творят…

Прем'єр та пенсіонер
(бувальщина)

«А если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму».

Матф. 15:14.

«Ленин! Тут и сел старик».

О.Т. Твардовський. «Ленин и печник».

Там, де ліс до траси близько,

За грибами, на пленер

Наш типовий український

Йшов собі пенсіонер.

Сивий дід, підсліпуватий,

Видно, доля нелегка,

Принести у рідну хату

Захотів хоча б грибка.

Бо реформи з кожним часом

Коротили йому вік.

Раптом — мчить авто по трасі.

Стало. Вийшов чоловік.

Коло нього охорона:

«Колесо! Ремонт! Момент!»

Гордий весь, хоч не в погонах:

Президент? Не президент?

Фейс неголений, одначе,

Погляд — де там той удав!

Десь дідусь наш його бачив,

Та, сліпенький, не впізнав.

— Ну, як справи? — каже пан той,

Наче б то старий був друг.

Дід мовчав. Пляшки з-під «Фанти»

Та сміття було навкруг.

Потім каже: — Мов холєра

Ті реформи, як біда.

Чув по радіо прем’єра,

Повний, повний він…чудак!

Чи народ ще є в запасі?

Ну, а цей хай проліта?!

Пан завмер і…розсміявся:

— От народна темнота!

Потім глянув полум’яно