Господин мертвец - страница 273
«Не бей с размаху, — опять вспомнился ему Жареный Курт, вечно недовольный успехами своих учеников, — Ты рубишь не дрова. Замах короче, резче! Под углом, чтоб сложнее было отразить. Рывок. Локоть. Шаг в сторону. Вкладывайте силу корпуса, не рук! Вот такой удар прорубает тело от ключицы до пояса. Смотрите за локтями, они передают силу корпуса топору. А вот так можно всадить лезвие сбоку, прорубая ребра от лопатки и выше. От такого удара не спасает даже французская кираса. А вот хитрее прием. Топорище двумя руками, тычковый удар торцом в подбородок снизу вверх. И пока лягушатник собирает по частям свою челюсть — резкое движение лезвием вниз, с зацепом шеи! Повторить!».
Крамер никогда не тренировался под руководством Жареного Курта, но в его движениях было достаточно ловкости, чтоб предположить, что у него есть природные задатки. Земля вокруг изрубленной коряги на несколько сантиметров покрылась оранжевой стружкой, а Крамер все рубил и рубил, не чувствуя усталости, и с каждым ударом лезвие, сыто чавкая, погружалось в податливую древесину.
Дирк наблюдал за этими упражнениями уже с полчаса, расположившись неподалеку с планшетом на коленях. Документы, которые он якобы изучал, не представляли никакого интереса. Переданная Морри метеосводка обещала обычную для конца апреля полосу теплых дней, уже без гнилостных мартовских промежутков, а также сильные восточные ветра.
Донесения разведки, как и прежде, представляли собой несколько абзацев, полных самых расплывчатых формулировок, несущих, в то же время, неискоренимо-зловещий смысл. «Ориентировочно оценивается», «оснащение летательными аппаратами», «визуальная разведка не выявила следов», «предположительно, учитывая события последнего месяца в стратегическом аспекте» — все это были лишь слова, беспомощные, и сами стыдящиеся своей беспомощности. И скрываться за ними могло все, что угодно.
Еще был текст обращения кайзера — Дирк вздохнул, развернув скверного качества лист, исписанный строгой текстурой с острыми, как траншейные багры, углами. С кайзерштандарта в углу подмигивали растрепанные черные птицы — точно идущая сомкнутым порядком эскадрилья аэропланов.
«1918-й год стал для германской нации тяжелым годом, тем ценнее помощь каждого человека, который явил мужество своего духа, оставшись стойким под градом ударов и вознес ввысь флаг великой Германии!».
Против воли отвлекаясь на гулкие удары Крамера, крушащего топором упрямую корягу, Дирк попытался охватить взглядом весь текст целиком, чтоб вычленить из него куски, имевшие хоть какой-нибудь смысл. Это было непросто. Тяжеловесный, как подкованная подошва армейского сапога, кайзеровский слог не благоволил к тем, кто тороплив в чтении и не относится к документу с должным уважением. Дирк то и дело спотыкался о словосочетания, чьи привычные контуры были знакомы ему не хуже силуэтов танков старых моделей. Коварные французы и лицемерные англичане, чей вал катится на исконные германские земли, подхлестываемый еврейской жадностью и происками коммунистических саботажников. Долг и честь, зовущие каждого солдата с германской кровью в жилах в бой подобно боевому рогу Роланда. Мелькнули, сдавленные острыми угловатыми буками, женщины, отдающие себя работе и воспитанию детей, и рабочие заводов, обеспечивающие фронт всем необходимым. Не осилив и половины, Дирк утомленно прикрыл глаза. Чеканный текст, отлитый, казалось, из крупповской стали, требовал подготовки и терпения.
— Хорошо работает.
Дирк поднял голову. Рядом с ним на земле лежала чья-то тень, плотная и густая. Ее обладатель сперва казался ее же продолжением — тоже плотный, состоящий из сгущенной темноты, держащейся в причудливой форме. Унтер-офицер Крейцер уселся на бревно перекрытия неподалеку от Дирка. Французы с утра прочистили свои орудия, но обстрел был слабый, трещащий где-то за горизонтом редкими разрывами, оттого оба были без доспехов.
— Твое новое приобретение выглядит удачным. Я про Крамера.
— Он способный ученик, — сдержанно сказал Дирк, — Хорошая школа за плечами. Через пару недель он станет образцовым ефрейтором «листьев». Еще через месяц — инструктором. А когда-нибудь — лучшим командиром «Веселых Висельников».
— Бьет со злостью, слишком много силы вкладывает.
— Злости ему не занимать. Привыкнет.
— Отдай его мне, — предложил Крейцер, не меняя тона, — Мне нужен толковый командир на отделение.
— Ты же знаешь, что не отдам, Отто.
— Знаю.
Крейцер стал сворачивать папиросу неспешными, даже ласковыми движениями. Он изменился с тех пор, как они виделись в последний раз. Голова немного свернута вбок, как бывает от сильного удара, вместо правого уха — кусок серого сукна, аккуратно сшитый с кожей. Когда Крейцер поворачивал голову, возникало ощущение, что правая часть его головы поросла клочьями змеиной кожи.
— Сильно потрепало? Крейцер досадливо дернул угловатыми плечами.
— Немного. Какой-то прыткий драугр попытался откусить мне голову. Но оторвал только ухо. Веселая была ночка.
— Ты ведь пришел не просить у меня новичка, а?
— Может, и так.
Взвод Крейцера располагался двумя километрами юго-западнее, на другом фланге. Сложно заскочить мимоходом — даже если бы сам Крейцер был из тех людей, что склонны наносить визиты без конкретной цели.
— Тогда чем обязан присутствию?
— Хотел извиниться, — Крейцер выпустил клуб дыма, густой, как пушечный выхлоп, — Не перед тобой, перед ним. Недавно я позволил себе слова, которые хотел бы забрать обратно. Про то, что он вступит в Чумной Легион. Это были глупые слова, и сказал я их поспешно, из злости.
