Десант в настоящее - страница 92

  Пропускаю вилы под связанными руками, упираю зубья в затылок и как рычагом поднимаю руки.

  Тварь стонет. Работает!

  - Что делать, помнишь?

  Давится слезами, мычит, мотает головой. Чуть отпускаю рычаг и повторяю вопрос.

  - Да, - хрипит Сестра. - Помню. Развяжи, больно...

  - Вперёд, отродье!

  Я поднимаю её на ноги, и мы движемся к корчме - другому сараю, точной копии того, из которого минуту назад мы вывалились.

  - Клянусь Матерью, я всё сделаю, как ты хочешь, - скулит Сестра. - Только развяжи...

  Не доходя десяти шагов до дверей, я останавливаюсь.

  - Давай, зови своих.

  - Я не могу, - стонет она, - больно говорить.

  - А ты попробуй, - ласково шепчу ей. - И если не услышат или не послушают, будет больней...

  Я чуть опускаю рукоять, даю ей возможность выпрямиться.

  - Шуд! Шуд! - пытается повысить голос она.

  Мне кажется, что я сам её едва слышу, но дверь широко распахивается, из корчмы вываливаются ещё трое жупелов. Из пастей валит пар, глаза светятся зеленоватым огнём.

  - Стоять! - ору им, заламывая кверху вилы.

  Сестра со стоном опускает голову к самой земле. Троица в растерянности замирает.

  - Стоять, твари, иначе ваша ведьма без головы останется!

  При взятии заложников самое главное убедить себя, что находишься в невменяемом состоянии. Тогда - поверят. И давить, давить...

  - Ближе друг к другу! - ору им.

  Стоят, не двигаются. Глаза мерцают. Оценивают обстановку. Покатые лбы, высокие гребни над глазами, губы, вывернутые наизнанку, поблёскивающие клыки. Не волосы - шерсть, волнами падает на плечи. Сами затянуты в серые комбинезоны. Впрочем, ночь, может комбинезоны и не серые... Чуть отпускаю вилы.

  - Ну-ка ведьма, объясни им, что тут у нас делается.

  Она приподнимает голову и едва шепчет:

  - Шуд, делай, что он велит...

  - Подошли ближе друг к другу! - чувствую: вот-вот оглохну от собственного крика.

  Твари нерешительно сбиваются в кучу.

  - Ещё ближе! Взялись за руки!

  Дверь корчмы вновь открывается. Выходит Василий, за ним Калима.

  - Отто, что тут происходит?

  - Договариваюсь с местным населением о беспрепятственном переходе через территорию, сэр! В настоящее время, переговоры близки к успешному завершению.

  Калима испуганно выглядывает из-за спины Василия.

  - Клянусь Матерью, - хрипит Сестра. - Я сделаю всё, что он скажет, пусть только развяжет.

  - Отто, развяжи её, - спокойно говорит Василий. - Она не приучена лгать.

  Я поражён. Отпустить заложника?

  - Причём тут "лгать"? - спрашиваю. - Они хотели оставить Калиму у себя, а нам за это расчистить дорогу от мортанов. Теперь и Калима у нас, и дорогу расчистят, никуда не денутся...

  - Отто, - спокойно повторяет Василий. - Ты победил. Всё правильно. Никуда не денутся. Только теперь её можно отпустить. Она поклялась Матерью. Этого достаточно. Развяжи её.

  Я не сомневаюсь в том, что Василий всегда выйдет сухим из воды. Думаю, что с Калимой тоже всё будет в порядке. Но если я развяжу это чудище, и оно вместе со своими уродами кинется на меня, то мне - конец. И никто мне не поможет. Василий даже меч не достал. Партнёр называется. Калима не в счёт. Глаза круглые, перепуганные, что-то Василию шепчет.

  Что делается... что делать?

  Уроды уже отпустили руки, смотрят. Могу поспорить, Шуд - это тот, кто первым на меня кинется.

  В несколько приёмов освобождаю ведьме конечности, и, держа вилы в полной боевой готовности, отскакиваю назад.

  Так просто им со мной не справиться.

  Сестра, напротив, делает несколько шагов вперёд, неуверенными движениями стаскивает марлю с горла, падает на колени. Охрана бросается ей на помощь. Движутся твари стремительно, они подхватывают её на руки и вносят в корчму.

  Снаружи остаёмся только мы втроём...

  Нет, впятером: из корчмы выползают ещё двое уродцев, но эти на воинов не похожи. Эти, как раз, из цирка. Впрочем, бывают мгновения, когда не видишь большой разницы между армией и цирком. Как сейчас, например.

  И я - в роли главного клоуна.

  - Ты молодец, Отто, - говорит Василий. - Теперь у нас есть проводники и защита. Теперь мы пойдём быстрее.

  Каждое его слово - недосказанность. Слышу я одно, но понимаю совсем другое.

  - Она хотела, чтобы я тебя вывел из корчмы, а они бы украли Калиму...

  - Но ты этого не сделал, - торжественно говорит Василий. - Ты - герой. Ты всех нас спас. Теперь пойдём спать.

  Калима выдвигается из-за его спины, подходит ко мне. От неё пахнет жареной картошкой. Я представляю, как они едят картошку с чесноком и кислой капустой, запивают клюквенным соком (в местных лесах ягод видимо-невидимо), о чём-то судачат с гномами и смеются над грубым и недалёким солдафоном Oтто Пельтцем, который неотёсанным чурбаном лежит в сарае и по санитарным причинам не может принять участия в общем веселье...

  У меня кружится голова.

  Я обезумел от голода.

  - Я не хочу спать, Василий, - прикосновение Калимы мне неприятно, как и её присутствие. - Я лучше пойду вперёд. А вы нагоняйте.

  Василий, вслед за Калимой, подходит ко мне ближе.

  - Ты чувствуешь одиночество, Отто. Ты в обиде за отсутствие солидарности. Ты голоден, мы сыты. Для нас эта прогулка - удовольствие. Для тебя - мучения, которые никто с тобой не разделяет. Верно?

  Я смотрю в его глаза. За прошедшие сто лет он ничуть не изменился. Даже фиолетовый комбинезон с зелёными пятнами тот же. Только чуть больше помятый и поношенный. Зажигалку, вот, подарил... ещё из ТОГО набора.