Узкие улочки жизни - страница 118
— Даже не знаю, в каком качестве ты окажешься полезнее для меня.
— Итак? — Кисть вспорхнула над рядком ванночек с красками, символизируя готовность к разговору.
— Скажи, можно осуществить противоположную операцию?
— Противоположную чему?
— Извини, я неточно выразился... Можно, начну с самого начала?
— Если знаешь, где оно. — Подмигнул мне Макс.
— Вот есть на свете медиумы. Они считывают информацию из сознания, но не могут её изменить в источнике ни в процессе считывания, ни во всё время с момента её возникновения до момента записи в долговременную память.
— Верно.
— А что, если бывает наоборот?
— А именно? — Рука с кистью остановилась в дюйме от бумаги, натянутой на деревянную рамку.
— Что, если существует способ, если можно так выразиться, менять информацию, находящуюся в сознании человека, он-лайн?
— Ты говоришь о гипнозе?
— Нет, ни в коем случае! Представь, что ты думаешь, например, о том, как тебе нравятся яблоки. А кто-то, назовём его анти-медиум, усиливает эту твою мысль таким образом, что через некоторое время ты не можешь думать ни о чём, кроме яблок.
— Любопытно... — Макс отложил кисть и вытер испачканные краской пальцы прямо об куртку. — Усиление? В принципе, возможно. Но это опять же сводится к примитивному гипнозу.
— Исключи любое взаимодействие с гипнотизёром. Нет ни звукового, ни визуального, ни тактильного. Ничего.
— Хочешь сказать, точки концентрации нет?
— Есть! В том-то и дело! Она есть в сознании человека. И вполне возможно, о ней никто, кроме него самого, не знает.
— Ты придумываешь ерунду, Джек. Как можно усилить сигнал, о котором нет никакой информации? Вот если бы человек обладал параллельно и способностями медиума, тогда...
Я взглянул Максу прямо в глаза:
— Это возможно?
Он улыбнулся невиннее младенца.
— Нет.
— Почему ты так уверен?
— Всё очень просто, мой единственный и неповторимый. У человека только одна нервная система, включающая в себя центральный процессор и периферийные устройства ввода-вывода. Человек принимает информацию и выдаёт её в пространство тем или иным образом. У медиума, скажем, основная работа идёт на приём сигнала извне, поэтому может возникать заторможенность в других, передаточных функциях. Нет, ты такой опасности не подвержен, потому что время реакции и так было средненьким. — Поспешил пояснить Макс, видя моё желание возразить. — Вероятно, существуют особи, способные в основном передавать сгенерированный сигнал наружу. Но вместе одинаково сильные и эффективные приём и передача существовать не могут. Количество каналов и их пропускная способности ограничены, вот в чём проблема.
— Но ты ведь смог увеличить число контуров?
— Принимающих? Да. И вполне возможно, мог всё то же самое настроить на передачу. Но. Из того, что сейчас работает в твоём теле, Джек, нельзя соорудить ещё одну параллельную систему, а она должна быть именно параллельной.
— А разве переключать функции нельзя?
Макс расхохотался:
— Ну и фантазёр ты... Нет. Нельзя. Твоя плоть состоит не из ртути, чтобы можно было перестраивать нейронные цепи на ходу. Так что, не надейся измениться, а живи с тем, с чем уже научился жить.
— Значит, ты уверен, что нельзя одновременно читать мысли и усиливать нужные?
— Совершенно уверен. — Лювиг взял новую кисть с более тонким кончиком.
— Но как тогда получилось, что у человека, мимолётно подумавшего, что для него всё кончено, эта мысль усилилась до предела, вызывающего остановку сердца?
— Что именно тебе непонятно?
— Как, не читая сознание, можно узнать, грубо говоря, на что надавить?
Макс вздохнул, снова отложил орудие художественного труда в сторону, спрятал ладони в карманах и посмотрел на меня с глубочайшим сожалением.
— А как ты раньше узнавал, сердится твоя мать на тебя или нет?
— Ну... Я смотрел на её лицо, её руки, вслушивался в её голос и...
— Внешних признаков иногда бывает более, чем достаточно, Джек. Просто ты начал забывать такие простые вещи, и пожалуй, именно за это мне стоит перед тобой извиниться.
— Макс, не надо...
— Надо. Я тоже был молод, увлечён и глуп, когда подписал тебя на эксперимент.
— Но он же удался!
— Вижу. Даже больше, чем удался. Ты начал отдаляться от обычных людей, Джек, а это скальпелем уже не исправить.
Он нагнулся, поднял корзинку и размашисто зашагал прочь, оставив меня наедине с возмущением, негодованием и обидой, а ещё — с болезненным пониманием чужой правоты.
Макс шёл, всё удаляясь и удаляясь, а мне казалось, что вместе с ним от меня уходило человечество. Я ведь действительно стал чужим для многих людей, ранее окружавших меня. Но что ещё хуже, я сам стал относиться к ним, как к солдатам если не из вражеского лагеря, то как к плохо знакомым союзникам.
Возврат невозможен? Макс уверяет, что да. Но он никогда не говорил мне всей правды. Догнать и попробовать прочитать? Нет. Потому что это станет его победой и моим полным разгромом. Как мне жилось раньше? Чужие мысли были для меня загадкой, это верно, но почему-то, вспоминая прошлое, кажется: тогда я понимал происходящее гораздо лучше. Тогда мне было достаточно взгляда, жеста, движения губ, чтобы принять приглашение или ответить отказом. Теперь же я могу доподлинно узнать, что таится за каждым словом, но кем для меня стали люди? Объектом исследований, а не живыми существами, радующимися и огорчающимися, любящими и ненавидящими. Лабораторными мышами, копошащимися где-то внизу, у меня под ногами.
