Убийца Шута - страница 228

Он закончил с курицей в тарелке, гремя ложкой о стенки миски, чтобы убедиться, что ни кусочка не осталось. Я налил ему бренди в чашку.

- У тебя остатки похлебки у рта, слева, - спокойно сказал я. Мне было непереносимо больно видеть, что он ест так жадно и неопрятно. Подняв его чашку, я вытер со стола брызги и капли. Я не хотел стыдить его, но он, вытерев лицо, признался.

- Я ем, как голодный пес. Слепой голодный пес. Боюсь, я выучился заглатывать как можно больше еды и как можно скорее. Трудно забыть такой урок, когда его столь искусно преподали. - Он сделал глоток бренди, откинувшись назад в кресле. Его глаза были закрыты, но лишь когда его ослабшая рука дернулась, а чашка чуть не упала, я понял, что он уснул, где сидел.

- Назад, в постель, - сказал я. - Если ты будешь есть и отдыхать несколько дней, возможно, мы сможем начать постепенное лечение, чтобы направить тебя на путь к выздоровлению.

Он пошевелился и, когда я взял его за руку, пошатываясь встал.

- Пожалуйста, начните как можно скорее. Я должен стать сильнее, Фитц. Я должен жить и должен победить их.

- Хорошо. Давай начнем с того, чтобы поспать ночью, - предложил я.

Я отвел его обратно к постели и хорошенько укутал. Я старался быть тихим, пока убирал комнату и добавлял дров в огонь. Я наполнил бренди и свою чашку. Это был черносмородиновый бренди, гораздо лучшего качества, чем тот, что я мог себе позволить, будучи молодым. Тем не менее, неизменный аромат ягод и цветов вернул меня в те времена. Я опустился в кресло Чейда, со вздохом вытянув ноги к огню.

- Фитц?

- Я здесь.

- Ты не спросил меня, почему я вернулся. Зачем я пришел, разыскивая тебя. - Его голос был пропитан усталостью.

- Посланница сказала, что ты ищешь своего сына. Своего Нежданного сына.

- Боюсь, без особой надежды. Я вообразил, что нашел его, там, на городском рынке. - Он покачал головой. Его голос стал тише. Я напрягся, стараясь расслышать. - Он им нужен. Прислужникам. Они думали, что я знаю о его существовании. Довольно долго они расспрашивали меня, стараясь вырвать тайну, о которой я не имел представления. И даже когда они наконец сказали, что ищут - я все равно ничего об этом не знал. Конечно, они этому не поверили. Снова и снова они требовали сказать, где он и кто родил его. Годами я настаивал, что это невозможно. Я даже спрашивал у них: «Неужели я бы покинул такого ребенка, если бы он существовал?». Но они были твёрдо убеждены, и я решил, что они, должно быть, правы.

Он замолчал. Я задумался, не уснул ли он. Как он мог посреди такого мучительного рассказа? Когда он вновь заговорил, его голос стал тусклым.

- Они посчитали, что я лгу им. Тогда они… забрали меня. - Он остановился. Я слышал, что он пытается говорить ровным голосом, когда продолжал рассказывать. - В начале, когда мы с Прилкопом вернулись, они почитали нас. Мы пировали долгими вечерами и они снова и снова просили рассказать им каждое мгновение из увиденного и сделанного нами. Писари все это записывали. Это… это ударило мне в голову, Фитц. Быть таким высокочтимым и уважаемым. Прилкоп был более сдержан. Потом, однажды он исчез. Они сказали, что он решил навестить свою родину. Но по прошествии месяцев я стал подозревать, что произошло что-то плохое. - Он закашлялся и прочистил горло. – Надеюсь, что он сбежал или умер. Мысль о том, что он все еще у них – ужасает. Но тут начались их бесконечные вопросы ко мне. Затем, когда они сказали, что ищут, а я по-прежнему не отвечал ничего, они забрали меня из моих покоев. И начались пытки. Вначале все было не так плохо. Они настаивали, что я знаю и что, если я буду подолгу голодать или выдерживать холод, я мог вспомнить что-то – сон или событие. Так начал верить и я. Пытался вспомнить. Тогда я впервые послал гонца, который попросил бы тех, кто мог знать, спрятать такого ребенка, пока я не приду за ним.

Загадка решена. Послание, отправленное Джоффрон и ее настороженность относительно меня стали ясны.

- Я думал, что был осторожен. Но они обо всем узнали. - Он шмыгнул носом. - Они забрали меня обратно туда, где держали. И приносили мне еду и воду, ни о чем не спрашивая. Но я слышал, что они делали с теми, кто помогал мне. Ох, Фитц. Они были совсем детьми! - Он задохнулся и вдруг разразился рыданиями. Я хотел подойти к нему, но ему не станет легче от этого. Я знал, что сейчас он не хочет ни сочувственных слов, ни ободряющих прикосновений. Он не хочет ничего из того, что не смог дать тем жертвам. Поэтому я только вытер собственные слезы и стал ждать.

Он, наконец, откашлялся и продолжил напряженным голосом.

- Тем не менее, оставались еще те, кто был верен мне. Время от времени они доставляли мне послания о том, что еще двое сбежали, чтобы предупредить моих друзей. Я хотел остановить их, но у меня не было способа ответить на их сообщения. В те годы Прислужники всерьез взялись за меня. Периоды боли сменялись периодами изоляции. Голод, холод, безжалостный свет и пекло солнца, и потом такие умные пытки.

Он замолчал. Я знал, что его повествование не закончено, но подумал, что он рассказал мне столько, сколько сейчас мог вынести. Я оставался там, где сидел, прислушиваясь к потрескиванию дров в камине. В покоях не было окон, но я слышал завывания ветра, доносящиеся из домовой трубы, и знал, что буря усиливается.

Шут стал шептать. Мне понадобилось некоторое время, чтобы отличить его слова от штормового ветра.

- …верить им. Он существовал, где-то. Они перестали задавать мне вопросы о нем, но продолжали причинять боль. Когда они прекратили… Я подозревал, что Прислужники нашли его. Я не знаю, нужен ли он им, чтобы использовать его, или они уничтожат его, помешав изменить мир. Что бы они сделали или не сделали, они никогда не говорили мне об этом. Забавно. Так много лет я отправлял к тебе послов, чтобы ты нашел для меня моего сына. И один из посланников прорвался. Но слишком поздно, чтобы спасти моего сына. Слишком поздно. - Его голос утих, будто он снова провалился в сон.