Цитадель души моей - страница 86
конечно, и виду не подавал – наоборот, забился в угол и сидел там, скрючившись, мелко
трясясь и часто дыша. Как выглядит человек, болиголова попробовавший, я пару раз
видел. Вскоре и Пларк появился – вполз, пыхтя на площадку, факел горящий аж ко мне в
камеру засунул, меня разглядывая. Хмыкнул удовлетворённо.
- Таким ты мне больше нравишься.
Я, ясное дело, промолчал.
- Да, совсем забыл тебе сказать, - толстяк поднес лицо к самым прутьям, пристально
наблюдая за мной своими маленькими глазками, - так вышло, что никого, кроме тебя, не
было, когда мы контракт молодого егеря обсуждали. А тебе теперь веры никакой нету. Так
что сопляк этот мой с потрохами, тем более что обе руки у него, как я уже заметил,
чудесным образом зажили.
Я продолжал трястись и хрипло дышать. На лице Пларка появилось сомнение.
- Неужто лишнего вбухали, - пробормотал он негромко. Просунув руку сквозь решетку,
перехватил горящий факел и неловко кинул его в мою сторону. Я резко перекатился в
другой угол и замер там, всё так же часто дыша. Факел зачадил и зашипел, пламя
отпрыгнуло от влажных камней пола, поблекло и поголубело, но продолжало худо-бедно
освещать камеру.
- Хех, - сказал Пларк, отстраняясь, - вроде нет. Ты только не вздумай в первом бою
сдохнуть, понял? У меня для тебя сегодня обширная программа. А под конец я тебе
вообще сюрприз приготовил. Спорим, понравится?
И, мелко хихикая, толстяк потопал к лестнице. Факел потихоньку чадил еще минут десять,
потом, с легким хлопком, погас. Очень мне слова Пларка насчёт сюрприза не понравились.
И насчет Геза – тоже. И, что самое паскудное, чую я, что как-то они связаны – Гез и этот
Пларковский «сюрприз» Может, надо было все ж ухватить его за руку, подтянуть к
решетке, да глотку вырвать – пока была возможность? Хотя, что теперь об этом жалеть?
Сейчас думать надо, как дальше быть. Бои вот-вот начнутся – за дверью, от арены меня
отделяющей, возня какая-то слышна, да и время подходит. В первом-то бою для меня
неожиданностей не будет, точно. Первый бой на арене – всегда для разогрева толпы.
Чтобы расшевелить её и жажду крови немножко утолить. Поэтому вольные гладиаторы
туда не пойдут. А пойдут рабы, наскоро меч держать обученные; провинившиеся солдаты,
из легионов от казни выкупленные; да преступники, к смерти приговорённые, которым
свободу посулили в обмен на участие в бою. Не соврав посулили, вообще-то – по давней
традиции, все, на арене погибшие, не рабами, а свободными гражданами считаются, о чём
глашатай после боя и объявляет. «Номий Номений отныне свободный гражданин!» - и
зрители кивают одобрительно. Только вот самому вольноотпущеннику от этого, думаю,
ничуть не легче. Зато легче его (теперь уже бывшему) хозяину – не надо сбором останков
и похоронами озабочиваться – вольных граждан, если у них родственников и собственных
сбережений нет, за казенный счет хоронят. Сдаётся мне, это и есть единственная причина
возникновения вышеупомянутой традиции.
Кстати, в первом бою свободу таким образом получают обычно все её участники,
как им и обещано было. Толпа крови еще не напилась, так что палец в кулаке никто
прятать не станет, и, стало быть, каждая схватка последней для одного из участников
выходит. Даже если среди этого сброда один хороший боец и найдется, который сможет до
финала дойти, смертельных ран не получив – так ему распорядитель и разбежался
вольную давать. «Не повезло», - скажет, - «не набралось от боя достаточно денег на выкуп.
Но ничего, еще один-два боя – и свобода у тебя в руках». И ведь не соврёт, ни одного боя с
вольными гладиаторами новичок не выдержит – конкуренты тем не нужны. Потому-то я
гладиаторов и не люблю – потому что шансов никаких они противнику не дают.
Профессиональный гладиатор всерьез дерется только с новичками заведомо слабее себя, а
друг с другом у них не драка выходит – представление театральное на потеху публике. С
прыжками, воплями, грубыми шутками и нарочитой руганью. Могут пару порезов
несерьезных друг другу нанести, а потом один другому бурдюк с бычьей кровью, под
лентнером спрятанный, протыкает. Кровь ручьем, картинные позы, предсмертная речь –
тьфу!
Выходят они только под конец, когда толпа смертью уже насытилась – толпе теперь
наоборот, великодушие явить охота. А тут как раз актер… то есть, гладиатор – известный
и народом любимый, лежит, кровью истекает – ну как такого не пожалеть?
Очень редко бывает, чтобы погиб кто из опытных гладиаторов – обычно они сами
на покой уходят и живут до старости, бед не ведая. Разве только спор на гладиаторах, или
случайность какая могут точку в жизни вольного гладиатора поставить – да и то не беда,
на освободившееся место масса желающих найдется. Риск небольшой, работа непыльная,
в народе уважение, да и деньги полноводной рекой льются – десятина дохода от боев
гладиаторам идёт. Распорядителям это, понятное дело, не нравится, но поделать они
ничего не могут – гладиаторы за своими правами следят с тщанием, любому политэсу
честь бы сделавшему. Вот пять лет тому распорядители подговорили сенаторов закон
принять, по которому гладиатор не процент от дохода, а оговорённую (с самими
гладиаторами, между прочим) сумму за бой получает. Так казармы мигом поднялись –
перебили утроенную по такому поводу стражу, вырвались за стены и два месяца кровавым
