Цитадель души моей - страница 91

а остальное побоку.

За стену мы выехали под вечер: самое удачное время – и затеряться проблем не

составит и преследователям близко подобраться не выйдет. А то, что они у нас есть –

преследователи – я и не сомневался. Хотя с префектом претория у нас было ясно

оговорено – наместник будет убит сразу, как только мы заметим погоню. Ну, так почти

сразу и заметили – не успели даже и на лошадей влезть (Родуса я перед собой поперек

седла, как куль с мукой, уложил). Ну а что тут поделаешь – уговор уговором, но наместник

нам нужен живым до ворот. Преторианцы это, ясное дело, понимали, и скакали за нами,

почти не таясь, лишь на пару стадий оставая. И мы с этим ничего поделать не могли –

оставалось только радоваться, что всё ж не вплотную едут. А ведь могли бы – и что бы мы,

опять же, сделали?

Ворота проехали без проблем, хотя предупрежденные кем-то стражники нам

тёплый приём там готовили – оставили проезд пустым, а сами столпились за воротами с

луками да арбалетами наизготовку. Разумеется, такой вариант мы предусмотрели, кроме

того, удача нас не оставила и стражники это тоже предусмотрели – что мы в их ловушку

можем и не попасться. Так что, когда Эйнар один выехал через ворота наружу, огляделся и

гаркнул (таким голосом, что с надвратных башен пыль посыпалась) - «А ну живо все

разбежались!» - все и разбежались. Видимо, догадался декурион ихний приказать стрелять

только тогда, когда мы все вместе выедем, и если шанс будет наместника не зацепить. Ну а

дальше уже всё по плану пошло – коней в галоп подняли, в конце улицы Родуса я пинком

на землю отправил. Полетел, вереща во весь голос, наместник Священной Империи на

брусчатку, грохнулся плашмя, как лягушка, и остался лежать, кричать не переставая –

разве что страх в крике болью сменился – не иначе, сломал себе чего. Оно и к лучшему –

авось преследователей наших задержит своими воплями – хоть немного да притормозят,

выясняя, кому остаться, кому дальше скакать. Мы же задерживаться не стали – налево,

потом опять направо – к Рыбацким кварталам – да всё галопом, галопом. Рыбацкие

кварталы пролетели окраиной; слышу я шум погони: птицы за спиной галдят, но

далеконько пока – минут семь форы у нас есть. Боялся я, что Эйнар меня за хвост тянуть

будет – норманны больше морем да пехом ходить приучены, лошадьми хоть управлять и

умеют, но без сноровки. Однако Эйнар меня и тут обрадовал – сидел в седле, как влитой,

вровень со мной шёл, на поворотах только на полкорпуса назад сдавая – ну так оно и не

удивительно: весу-то в нём – не со мной, а самой лошадью впору сравнивать. Доставшаяся

ему пегая кобыла, хоть галоп пока держала, но пену ртом ронять уже начала, даром что мы

еще и пригороды не проехали. Да, верхом мы никуда не уйдем – надо от лошадей

избавляться. За Рыбацкими кварталами сразу направо – к Гаронне. Чуть недоехав до

набережной, свернули влево – на пустыри. Начинали тут склады да мастерские судовые

строить, но портовые не поделили этот район и стройка заглохла – только успели

мостовые проложить, да времянки поставить. Портовые, насколько я в курсе, до сих пор

разбираются, кому отсюда дань стричь, а спорные территории стоят пустые и никто в

здравом уме сюда не суётся – потому что та или иная шайка портовых тут порой пробегает

– проследить, как бы чего тут не начали делать без их ведома. Тут-то я и решил погоню

переждать, да и вообще – посидеть пару дней, пока шум не утихнет.

Лошадей убили и спрятали. Случалось мне и до того загнанную лошадь убивать,

так всякий раз тяжелей давалось, чем если б человека зарезать пришлось. Человек обычно

жизнью за собственную ошибку и расплачивается, так что справедливость кой-какая вроде

присутствует. С лошадьми – не так, и потому, лошадь загнанную убивая, я всегда

предателем себя чувствую, словно полностью доверившемуся и, до последней минуты

помогавшему, другу исподтишка пугию в спину втыкаю. Но других вариантов не было –

отпусти мы их, они бы мигом погоню на след навели. Лошадки с клеймом «С» -

преторианских казарм - на крупе, да и префект наверняка подсуетился и масть их уже

сейчас каждому стражнику известна. Наша одна надежда – чтобы лошадей не нашли и

потому уверились, что мы успели из города верхом выбраться. Так что лошадок мы убили

и скинули их туши в колодец – еще один камешек греха в, без того неглубокое, болото

моей совести.

Ну а потом мы зашхерились в подвале недостороенного склада и сидели там

тихонько два дня, носу не высовывая. Вот тогда Эйнар мне и рассказал про деревушку

свою родную; про город Орхуз, возвышающийся над серыми волнами Германского океана;

про лабиринты фьордов, окруженных поднимающимися из воды скалами, лесистыми

горами и снежными вершинами… короче говоря, излишней молчаливостью он не страдал

ни в малейшей степени. Но при этом как-то исхитрялся обходить десятой дорогой все

скользкие темы. Так что к концу второго дня у меня было отличное представление о

красотах природы Верхней Мезы, о суровой северной погоде и о нравах живущих там

людей. Но при этом я не услышал ничего, к примеру, о численности, или о составе армии

этого государства. Ну и о том, как и зачем он тут оказался, ясное дело, тоже ни пол-слова.

Хотя и сам примерно представляю. Ну да, по виду Эйнара я бы и со ста попыток не