Бестиарий спального района - страница 24
Федор не раздумывал: «Чтобы, — с болью в голосе сказал он, — катилась она куда подальше, вся эта слава, которой к тому же больше нет! Чтобы сном оказалась вся эта мутотень! А вместо всего этого — чтобы дрын стоял… Все бы отдал…»
Азиат опустил веки, помедлил, кивнул будто сам себе, порылся в кармане, извлек оттуда что-то — Федор не разобрал, — поднес к губам руку с плотно сжатыми большим и указательным пальцами, разжал пальцы, несильно дунул. Снова прожег Федора взглядом угольно-черных глаз и тихо произнес, обращаясь уже на «ты»: «Спать иди. Проснешься — не пей».
Федор вдруг развеселился. Он пьяновато хохотнул, хлопнул по скамейке рядом с собой ладонью и сказал: «Алё! Аксакал! Или как тебя? О! Абрек! А давай вместе посидим! Угощаю!»
«Э, — спокойно ответил азиат. — Я не пью. Мне нельзя. Иди».
И Федор почему-то подчинился. Заснул, действительно, без проблем.
«Странная встреча, — подумал сейчас Федор. — А я кретин». Отвращение к самому себе переполняло его. В зеркало за спиной — дизайнер, тоже козел наверняка тот еще, сплошь увешал стены этого гнусного заведения зеркалами — боялся смотреть, потому что неудержимо хотелось туда плюнуть, а то и кулаком шарахнуть. А уж повстречай сам себя где-нибудь на улице — ох, отвел бы душу…
В детстве Федор часто фантазировал на тему встречи с самим собой. Только в другом ключе — с самим собой из будущего. Вот было бы здорово, мечтал он тогда! Допустим, завтра контрольная по алгебре. Ужас? Да ничего подобного! Потому что Федор-послезавтрашний расскажет Федору-накануне, какие там будут задачки. Класс? Класс! Или, скажем, Федор-через-несколько-лет предупредит себя-в-прошлом о чем-нибудь важном. Не ходить, например, тогда-то в такой-то двор, чтобы не побили. Не тратить время на такую-то девчонку. Видишь, скажет, вон ту, курносую? Вот ее можешь смело кадрить, а на такую-то и еще такую-то плюнь — бесполезно.
И много еще чего в том же духе. Федор жалел в те времена, что это не более чем фантазии… Теперь же скорее радовался: при такой встрече, хоть с прошлым собой, хоть с будущим, мордобоя не миновать. Как русского бунта, бессмысленного и… ну, известное дело.
Телки за другим столиком всё таращили на него глаза. Узнали, теперь не верят своему счастью. Дуры.
Когда-то вокруг Федора роились истеричные поклонницы. Караулили у подъезда, орали по ночам под окнами, безобразно дрались между собой, заваливали кумира письмами с признаниями в любви, угрозами покончить с собой, безумными требованиями дать денег на якобы его ребенка. Федор по-настоящему боялся этих сумасшедших. Не столько за себя боялся, сколько за Анютку. Однако охраной так и не обзавелся, даже на пике славы. Продюсер, жмот толстомясый, денег на охрану жалел, а у самого Федора они, деньги, никогда не задерживались. Какая там охрана, на такси иногда не хватало.
То, что звезды шоу-бизнеса купаются в богатстве, — миф. То есть, конечно, люди самого первого ранга — это да. А уж коли с коммерческой жилкой… Алла Борисовна, например. Или Иосиф Давыдович. Ну, тут, впрочем, дело вообще особое. Андрей Вадимович тоже бедствовать не будет, еще есть некоторые…
А Федор — что? При всей бешеной популярности к первому ряду он никак не принадлежал — хорошо, если к третьему. Зарабатывал, правда, неплохо, но счет деньгам никогда не вел и удерживать их не умел. Бесконечные попойки, да какие! Уж если шампанское — то исключительно «Кристаль»; если водка — только «Серый гусь»; если вино — «Романе-Конти», по пять штук баксов за бутылку… Чтоб тебя… И кстати, бабы бесчисленные — тоже самого высшего пошиба. По крайней мере, так казалось… Боже, как Анюта злилась, как психовала!
А деньги улетали. Плюс — игра. Все время мерещилось — вот-вот отыграется! Где там… Только влезал в яму эту глубже и глубже.
И вот он, общий итог: опустился, пьет, денег нет, семьи нет, потенции нет, живет в убогом спальном районе — большую квартиру в великолепном месте, рядом с Донским монастырем, пришлось продать, чтобы долги выплатить, остатка только на эту халабуду и хватило. Машины — и той нет. Впрочем, какая машина — пьяный все время…
И слава ушла. Хотя это, может, к лучшему. Годы известности вспоминались как непрекращающийся кошмар, липкий, истерический. Словно бы не с ним, не с Федором, все это происходило.
Но — миновало. Схлынуло. Узнавали его теперь на улицах все реже. Поклонники, девки, иногда еще дети…
Дурочки за соседним столиком все смотрели, шушукались между собой, хихикали. Если повнимательнее присмотреться — не такие уж и подержанные, не такие уж и профурсетки. Вполне даже приятные.
От нечего делать (все лучше, чем в душонке прогнившей копаться) Федор стал играть с телками в гляделки. Одна, в коротенькой юбчонке и босоножках со сложной, до колен, шнуровкой, вела себя немного скромнее, другая, в джинсах и футболке, таращилась без малейшего стеснения. Стройная, хорошенькая. С легкой наглецой. Федору всегда нравилась в женщинах этакая бойкость. С такими раскованными, как правило, комфортно. И чувство юмора у них обычно на высоте.
Только вот зачем ему сейчас эта девка? Да и любая другая… Вот вопрос… Где ж ты, ласточка, порхала полтора года назад?
Федор сдался, подмигнул. Бойкая рассмеялась. С тем, чтобы подойти к его столику, медлить не стала.
— Здрасте! — сказала она. — Извините, а вы ведь — тот самый?
Федор кивнул.
— Ой, надо же! А мы все думаем — вы, не вы?
— Да вы присаживайтесь, — предложил Федор. — И подругу приглашайте.
Раскованную звали Наташей, стеснительную Любой. Пришлось заказать девушкам по мартини.
