Близнецы - страница 82

Вова молчал, старик без всякого выражения глядел на него и снова вдруг испортил воздух. Громкий звук будто пробудил его — градоначальник вздрогнул и продолжил, — не знаете? Следовало бы мне вызвать сейчас слуг и препроводить вас в околоток. Там бы вас следовало арестовать и доп-ро-сить. Да, допросить, — он наставительно поднял неестественно длинный указательный палец, — а уж в зависимости от результатов допроса — верней, от того, как скоро и после каких наших усилий эти результаты бы появились — мы бы вас или повесили или сослали бы куда-нибудь к а-ле-у-там. Да, алеутам, — сладким голосом повторил генерал-губернатор и причмокнул.

Вова молча смотрел на страшного старика, и усталость, тоска и холод тяжелой волной накрывали его сердце.

— Но ничего этого не нужно, — ласково сказал старик и щека его — а вместе с ней и серый клочок бакенбарда — нервически дернулась, — в кружке этом у меня свой человечек есть. И вас он что-то там не заприметил, — градоначальник нахмурился, прищелкнул пальцами, — или не донес, да…

Он еще пощелкал пальцами, потом звучно захрустел ими, дергая поочередно сначала каждый на левой руке, затем на правой. Про Вову он, кажется, забыл, потому что, когда вновь поднял взгляд и увидел его, то удивился и даже испугался будто, но тут же с собой справился и доброжелательно сказал, — идите-идите, молодой человек… Спасибо за сочувствие нашему делу.

«Какому еще делу?» — подумал, поднимаясь, Вова.

За дверью он столкнулся с бледным юношей.

— Вы подслушивали! — злобно закричал изнервничавшийся Вова.

— Как вы доносили, — парировал губернаторский сын и вдруг засмеялся, — пойдемте, выпьем по этому поводу. Теперь, думаю, мы достаточно близки, чтобы выпить на брудершафт, — и снова захохотал тонким голосом.

После разговора со стариком выпить Вове хотелось страшно, да и любопытно было бы поболтать немного с Орлиным-сыном: одна случайная догадка, связанная с Байроном и зеленой винной бутылкой требовала разрешения. А потому, хоть и хотелось ему послать губернаторского сына к черту и отправиться домой или в кабак, он покорно поплелся за ним, сказав только: Зря вы думаете, что общая подлость объединяет. Как раз наоборот.

Орлин-младший быстро взглянул на него, но промолчал.

Они прошли холодной серой анфиладой, вернулись в давешнюю гостиную, где догорала уж, помаргивая, лампа, вышли в темный холл и поднялись по скрипучей, застланной красно-черным ковром лестнице на второй этаж. Здесь долго шли еще узким коридором, в конце которого таинственно мерцало зеркало, пока не остановились у неразличимой в полумраке дверки и Владимир не заскрипел ключом.

Орлин прошел первым, зажег свечи в подсвечниках — треглавом на столе и двуглавом на книжном шкафу.

Судя по всему, это был его кабинет. Пол был застлан неестественно пышной медвежьей шкурой, на черном кожаном диванчике валялось седло, испачканный чем-то хлыст и гарда от кавалерийской сабли, у крошечного занавешенного окошка стояла изрезанная ножом конторка — на ней лежала исписанная нотная тетрадь и медная пепельница. Стоял здесь и книжный шкаф, заполоненный (весь, кроме верхней полки) сочинениями романтиков — Гете, Шиллер, Жуковский, Байрон, Гейне, Пушкин; верхняя же полка посверкивала плотным рядом винных бутылей.

— Усаживайтесь, — указал на продавленные, вытертые кресла, стоявшие напротив диванчика, Орлин, — вина, шампанского?

— Шампанского.

Орлин ловко откупорил бутылку, разлил искрящийся напиток в грубые деревянные кружки.

— Расскажите мне последние светские новости, — сказал Вова, пригубив напиток.

— Нет здесь никаких светских новостей, — отвечал Орлин, выпил залпом всю кружку и налил себе еще, — потому что и света никакого нет. Ну, по четвергам собираются у отца чиновники, кто поинтереснее… Да и они приходят только ради стола. О балах я уж и не говорю. Во всем «городе», — он произнес последнее слово с жесточайшей иронией, — только пиво да самогон, вина только у нас есть, отцу привозят…

Он, будто вспомнив о дефицитности напитка, вторую кружку пил мелкими глоточками, звучно прихлебывая.

— Скажите, как вы связаны с Нечаевым?

— Никак, — орлин пожал плечами, — это вы, судя по всему, с ним связаны.

— О чем же вы с ним разговаривали? Тогда, в трактире?

— Не ваше дело. Скажите лучше… — он задумался, застучал ногтем по конторке, — что вам известно об этих убийствах? Будто бы девок баре губят, — он искусственно засмеялся и поперхнулся шампанским. Откашлялся мучительно, весь красный, испуганный, поднял сочащиеся слезами глаза на Вову, — уфф… Что за баре? Зачем гу…?

— Вы, я смотрю, боитесь смерти, — перебил его Вова, — очень даже.

Орлин раздраженно пожал плечами, вытер носовым платком слезы, — а вы? Нет, что ли?

— В принципе, да, — согласился Вова, — но не так. А вы ее будто со дня на день ждете.

Орлин молчал.

— Проводите меня, — Вова поднялся с кресел, — я сам не найду дороги.

Владимир, уж не изображая гостеприимства, встал вслед за ним.

Всю дорогу — в дрожащем овале желтого света, окруженные колышущимся полумраком — шли молча. Уже на пороге, натянув кое-как пальто и нахлобучив шапку, Вова обернулся и сказал, — вы спрашивали, что мне известно об убийствах? Мне известен способ убийства. Рассказать?

— Уже наслышан, — просто отвечал Орлин, чуть отступая в темный холл, — скажите, вы хорошо знаете Прыжова?

— Знаком.

— Где бы он сейчас мог быть?

— Не знаю, — Вова пожал плечами, — в кабаке.