Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 122
— Это пустые отговорки! — твердо сказал Лас-Касас. — Идите все домой, подумайте над тем, что я вам прочитал.
Толпа медленно разошлась. Тревога и подавленное настроение владели монахами.
— Вам лучше уехать, — сказал Касильяс, — вы видите, как раздражены жители города! Ваша жизнь в опасности!
Его поддержали и Родриго, и Хордан, и все другие монахи. Бартоломе слушал их, а потом сказал, улыбаясь:
— Куда же вы хотите, чтобы я уехал? Где я найду, по вашему мнению, безопасное место, если я везде и всегда буду без устали твердить о свободе индейцев? А мятежи и смуты против меня не новы, я не боюсь угроз, не страдаю от клеветы и оскорблений, ибо меня ругали и поносили и в Индии, и в Кастилии…
И он остался в городе. В лавках уже не продавали монахам пищи и вина для причастия; испанцы запрещали индейцам под страхом жестокого наказания собирать подаяние для монахов и даже близко подходить к собору.
Тогда Томас Касильяс, Томас Торрес и Хордан Пьемонте решили без ведома епископа поехать в город Чиапас и рассказать, что делается в Сьюдад-Реале. Перед отъездом Касильяс сказал Родриго:
— Мы едем для того, чтобы найти способы увести епископа из стана врагов, где его жизнь ежеминутно подвергается опасности. Берегите его, Родриго!
— Кому вы это говорите, Томас? У епископа нет более верного сторожевого пса, чем старый Ладрада.
* * *
В Чиапасе монахи встретили приехавшего на закладку монастыря епископа Гватемалы Франсиско де Маррокина, старого друга Бартоломе по Тузулутлану.
— Прекрасно! — воскликнул он в ответ на их просьбу. — Мы вызовем Бартоломе сначала сюда, на закладку монастыря, а потом в Грациос а Диос, где собираются епископы всех провинций. Мы постараемся задержать его там подольше, пока не утихнут страсти. Хотя, — печально добавил он, — прямо скажу, мало надежды на это. Ненависть и упорство колонистов так велики, что осуществить «Новые законы» невозможно! И Аудиенсии лишь мешают нам, ибо почти все члены Аудиенсий владеют огромными землями и рабами-индейцами.
— А епископы, что же они? — спросил Касильяс.
— Кроме Лас-Касаса, Бетансоса и меня, никто и не думает об освобождении индейцев от рабства. И есть такие, как бывший епископ Никарагуа, который сколотил недурное состояние, имея рабов и участвуя в постыдных грабежах. Слава богу, мне удалось добиться его отзыва из Индии. Сейчас епископом Никарагуа назначен человек честный и достойный — Хуан Антонио де Вальдивьес.
Слух о «Новых законах» распространялся от селения к селению. И те индейцы, которые никогда и в глаза не видели Лас-Касаса, слышали о нем, как о защитнике и отце всех индейцев. О нем ходили легенды… Когда Бартоломе ехал в Чиапас, на дороге его встречали индейцы с цветами и с музыкой.
— Дорогой отец, — говорили индейцы, — не покидай нас! Мы благодарим тебя за твои труды и заботы о нас! Останься с нами, мы защитим тебя от злых людей, мы прикроем тебя своими телами!
Всегда сдержанный, Бартоломе не мог скрыть слез при этих простых, но искренних словах.
А индейцы шли за ним, рассказывали о тирании испанцев, о том, как они хотели пойти в Сьюдад-Реаль, но алькальды и рехидоры не пустили их и даже наказывали за одно только желание пойти к нему…
После встречи с Маррокином Бартоломе решил немедленно ехать в город Грациос а Диос, где была резиденция новой Аудиенсии, и потребовать от нее помощи против произвола колонистов и чиновников.
Шли дожди, дороги размыло. В иных местах лошади не могли проехать, и приходилось идти пешком. Бартоломе, конечно, молчал и не жаловался, но Родриго слышал, как на привалах ночью Бартоломе не спал, ворочаясь с боку на бок на камнях, покрытых лишь тонким плащом. И Родриго молчал: чем он мог помочь другу?
Заседания Аудиенсии уже начались. Президентом ее был Алонсо де Мальдонадо, вице-губернатор Гватемалы. В давние времена, в Сант-Яго де Кабальерос он проявил себя достаточно гуманным и справедливым человеком.
Каково же было удивление Лас-Касаса, когда он увидел недовольство и раздражение, с каким президент встретил приход епископов на заседание.
— Нет человека, который мог бы договориться с этими поваришками, вытащенными из монастырей, — ворчал он довольно громко, намекая на епископов.
Когда же Лас-Касас попросил дать ему слово, то Мальдонадо крикнул:
— Выгоните отсюда этого сумасшедшего!
Но Лас-Касас, за плечами которого были долгие годы борьбы с такими противниками, как Фонсека, не испугался и снова спокойно сказал:
— Я требую у президента и Аудиенсии от имени бога, короля и папы, чтобы индейцы не подвергались тирании, чтобы выполнялись королевские законы и чтобы никто не осмеливался мешать мне проповедовать и излагать свои взгляды.
Взбешенный Мальдонадо вскочил с места и снова закричал:
— Вы подлый человек, вы негодяй, вы дурной епископ без стыда и совести! Вы заслуживаете того, чтобы вас выгнать!
Раньше Лас-Касас, вероятно, на эти неслыханные оскорбления ответил бы ударом шпаги. Но сейчас он промолвил с глубокой скорбью:
— Я заслуживаю безусловно того, что ваша милость, президент Мальдонадо, кастильский дворянин, говорит обо мне!
И, повернувшись, покинул зал заседаний. Гробовое молчание проводило его. Члены Аудиенсии ужаснулись публичному оскорблению, которое нанес епископу, невзирая на его сан и седины, их президент…
Лас-Касас не пошел более в Аудиенсию, но написал туда письмо. На заседании 26 октября его петицию рассматривали и отказали по всем пунктам. Тогда он написал письмо принцу Фелипе.
