Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 124
И Хордан Пьемонте с Хасинте отправились в Сьюдад-Реаль.
Во время сиесты в городской венте «Новая Испания» было, как всегда, людно.
— Сеньоры! — сказал помощник алькальда Сьюдад-Реаля. — Сеньоры, вы слышали новость? Мне сейчас сообщили, что епископ прислал своих слуг. Значит, он хочет вернуться.
— Вернуться, как бы не так! — ответил со злобой богатый торговец. — Клянусь дьяволом, этого не будет! Не пускать его молодчиков в дом, нечего им там делать!
Предложение было одобрено. Несколько вооруженных «добровольцев» пошли к дому епископа. Там они застали Хордана и Хасинте, которые уже отпирали двери.
— А ну-ка, приятели, — сказал некий плантатор Гамара, в прошлом морской пират. — Уходите-ка отсюда подобру-поздорову, если не хотите, чтобы вам пощекотали ребра вот этим перышком! — и он со скверной усмешкой вытащил кинжал.
— Вы не имеете права, — ответил ему Хордан, — у нас ключи от дома епископа, и мы войдем туда.
— Вот как! Держите их, а я возьму ключи у сеньоров.
— Разбойники! — закричал Хасинте. — Ну, право, разбойники!
— Молчи, любезный; ты так стар и дряхл, что я бы не хотел тебя трогать, но, клянусь адом, если ты не угомонишься… — и плантатор помахал своим внушительным кулаком перед лицом Хасинте.
Отобрав ключи, горожане прогнали Хордана и Хасинте от дверей дома и расположились там на страже.
— Что делать? — в отчаянии говорил Хасинте.
— Молчи, Хасинте, — прошептал Хордан, — как только стемнеет, мы укроемся в соборе, а там есть ход в дом епископа.
Когда наступила полночь и добровольцы сторожа покинули свой пост у дома епископа, Хордан и Хасинте прошли в собор. Но, к несчастью, какой-то мальчишка видел, как они пробирались через ограду сада, и побежал рассказать об этом алькальду и его помощнику.
— Будь я проклят, — вскричал помощник алькальда, — если сейчас же, ночью, не выкину из города этих бродяг!
Но дубовые двери собора было не так-то легко сломать: Хордан и Хасинте придвинули к дверям тяжелые скамьи, а сами укрылись в ризнице. Устав ломиться и стучать, помощник алькальда и его сподвижники ушли, надеясь рано утром поймать монаха и слугу, когда они будут выходить из собора.
Хордан и Хасинте тихо прошли в комнаты епископа, взяли сундук с вещами и книгами и, сняв сапоги, босиком покинули город.
Когда они рассказали в монастыре о своих приключениях, Торрес еще больше встревожился за епископа.
— Нельзя пускать его в город, — сказал он монахам, — его убьют эти подлые люди. Разве для них существует что-либо святое?
Бартоломе, возвращаясь в Сьюдад-Реаль, по пути заехал в монастырь. Он сразу же был встречен тревожными предостережениями:
— Вам нельзя ехать в город, — говорил Торрес, — они убьют вас. Мы не допустим этого! Я не пущу вас!
— Сеньор, дорогой сеньор, — плакал дряхлый Хасинте, — вы выросли на моих глазах. Неужели я, стоящий одной ногой в могиле, должен буду пережить вас? Ах, вы не видели этих злодеев! У них нет ни стыда ни совести! Нельзя вам возвращаться в город!
Нечего говорить, что Ладрада волновался и шумел больше всех, уговаривая Бартоломе пожить некоторое время в монастыре.
Но Бартоломе был непреклонен. Он нашел индейцев-носильщиков и приказал нести свои вещи обратно в Сьюдад-Реаль.
— Я хочу рождество праздновать дома! — говорил он. — И не уговаривайте меня, это бесполезно.
Тем временем из Сьюдад-Реаля в монастырь пришел один испанец, бывший офицер, человек бедный и честный. Он любил и уважал епископа. Когда монахи сказали ему о намерении Лас-Касаса вернуться, он воскликнул:
— Я поражен, святые отцы, как вы допускаете возвращение епископа! Знаете ли вы, что делается в городе? Услышав о том, что носильщики несут обратно вещи епископа, жители города выставили стражу, аркебузы, лошадей — целое вооруженное до зубов войско, и все для того, чтобы помешать ему, безоружному, войти в город! Кровопролитие неизбежно! Прикажите носильщикам вернуться!
Когда вооруженные дозорные на дороге в Сьюдад-Реаль увидели, что носильщики с вещами епископа повернули обратно, они решили, что епископ испугался и не приедет. Восторг жителей города не поддавался описанию! Если бы было можно, они трезвонили бы в колокола! Оставив на дороге, на всякий случай, небольшой дозор индейцев, все остальные вернулись домой.
Но возмущение Бартоломе поступком монахов, вернувших вещи без его разрешения, было также неописуемо.
— Я никогда не бежал от опасности, а мне уже семьдесят три года! И я ни разу не показал врагу спину! Так что же вы хотите, чтобы я на семьдесят четвертом году жизни стал презренным трусом?
— Вы не должны гневаться, — отвечал ему за всех Торрес, — ваше мужество нам всем известно. Но бессмысленно рисковать собой вы не должны!
Видя раскаяние и тревогу друзей, Бартоломе немного смягчился:
— Откуда вы взяли, что они хотят меня убить? Я не верю, чтобы бог отнял у них разум настолько, что их первым движением против меня будет удар кинжалом! Я иду туда, и ничто не остановит меня в моем решении!
И он быстро встал с кресла, подобрал сутану, взял свой посох и пустился в путь. За ним пошли Родриго, Хордан и Хуанильо.
Еще со вчерашнего дня ворчал, весь окутанный дымом, вулкан. Можно было ждать землетрясения. Днем шел сильный ливень, и маленький ручеек, который обычно переходили вброд, превратился в бурный поток. Хуанильо, не говоря ни слова, подхватил Бартоломе на руки, как ребенка, и перенес через речку.
Отжимая свой мокрый плащ, Родриго посмеивался:
