Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 126
Бартоломе перевязал рану Хуанильо, но спасти его было нельзя.
— Хуанильо, сын мой! — не сдерживая слез, говорил Бартоломе. — О горе, ты погиб из-за меня!
Так прошла вторая ночь… Когда жители города узнали о смерти слуги, ими овладело смятение: ведь могли убить епископа! Алькальд немедля арестовал убийцу. Перед монастырем появились члены кабильдо, алькальд и рехидоры. Они пришли без оружия, без жезлов, даже без шляп. Они умоляли епископа простить их!
На третий день рождества в городе был устроен турнир в честь примирения епископа со своей паствой. Но Родриго Ладрада не очень доверял этим проявлениям мира:
— Погодите, Бартоломе, еще немного, и эти люди покажут нам свое лицо!
И он оказался прав. После турнира разгоряченные боем и вином испанцы — участники турнира — прямо на лошадях отправились к собору и кричали:
— Нищие бездельники! Скоро доберемся до вас! Берегитесь!
Прощай, Новый Свет!
О корабль! Унесут в море
Опять тебя волны?..
Гораций
События последних дней убедили Бартоломе в том, что ему не удастся провести в жизнь «Новые законы». Тогда он решил пойти на самое меньшее: добиться сокращения непомерных податей, взимаемых с индейцев. Он написал в Мехико и просил прислать коронного судью для пересмотра подати.
В Сьюдад-Реаль прибыл судья. Он был неглупый человек и, ознакомившись с обстановкой в городе, сказал Лас-Касасу:
— Ваше преосвященство, вы знаете меня не первый день. И знаете, каково мое отношение к «Новым законам». Я вполне поддерживаю их, ибо лучше, чем кто-либо, за годы работы в Индии видел произвол и беззакония со стороны наших колонистов. «Новые законы» создавались учеными людьми, авторитет которых неоспорим. Но то, что именно вы принимали в «Новых законах» участие, делает их такими отталкивающими для всех колонистов Индии, в частности для Чиапаса. Как это ни глупо, но они считают, что вы действовали не столько из любви к индейцам, сколько из ненависти к испанцам. И все, что бы я ни делал, проводя «Новые законы», встретит сопротивление, ибо колонисты будут видеть в этом лишь ваше участие и влияние.
— Но что же делать? — спросил Лас-Касас. — Я не вижу выхода из этого тупика.
— Единственный выход, сеньор епископ, — ваш отъезд на то время, пока я буду здесь. Ибо, повторяю, что бы я ни делал: отбирал у них имущество, снижал подати, освобождал рабов, сажал в тюрьму — колонисты будут считать, что я все это делаю из уважения к вам, а не потому, что я королевский судья!
— Какая дьявольская слепота! — в сердцах сказал Лас-Касас. — Но не могу не согласиться с вами. Что вы можете мне предложить?
— Я не успел еще передать вам, что новый президент Аудиенсии Мексики приглашает ваше преосвященство в город Мехико на совещание епископов Индии. И если вы поспешите с отъездом, я буду вам очень признателен, ибо, пока вы в городе, повторяю, я ничего не смогу сделать!
Ночь перед отъездом из Сьюдад-Реаля Бартоломе провел без сна, в глубоких раздумьях. Вот уже не первый раз в его долгой жизни возникает какой-то рубеж, который надо перейти, как опытному полководцу, без потерь и с победой.
Бартоломе вышел в сад. Как всегда, созерцание небесного свода поражало его воображение. В океане звезду путник приветствует как друга, с которым давно расстался. Увидит ли он когда-нибудь эти звезды? Между облаками время от времени показывался Южный Крест. Для моряков это созвездие — точные часы: «Полночь миновала, Крест начинает склоняться».
Невдалеке слышится рокот вулкана. Его жизнь похожа на вулкан: то бурные столкновения, подобные извержению, то глухое кипение под пеплом и лавой. Ни минуты покоя, ни минуты передышки. Надо иметь мужество и сознаться, что «Новые законы» не приняты колонистами, сколько бы ни присылали ревизоров и судей из Кастилии. Видимо, нужна какая-то другая, более могучая сила, способная преодолеть сопротивление, порождаемое гибельной страстью к наживе и жестокостью.
Королевские законы не обладают таким могуществом. Он верил в них, но видит, что они бессильны. Его борьба в Чиапасе показала это, и то же самое было бы в любой другой провинции, в любом другом городе. Надо искать иные способы, иные пути.
Он прекрасно понимал, что король не сможет сломить простыми приказами сопротивление колонистов и пойдет на уступки. Уже сейчас, он это знал, Карлос V отменил некоторые статьи закона; восстания и смуты среди дворянства Нового Света грозили серьезными осложнениями для испанской короны. Предполагалось восстановить закон о наследовании энкомьенд, против которого Лас-Касас так упорно боролся.
…Лас-Касас покидал Сьюдад-Реаль и знал, что это навсегда. И хотя в этом городе ничто не напоминало ему о чем-либо хорошем, все равно чувство печали владело им. Слово «прости» еще не было сказано, но все друзья понимали, что епископ больше не вернется.
Его провожали пешком до монастыря в Синокотлане, где по традиции он всегда останавливался. В дар монастырю он оставил свои большие часы, которые очень любил, и считал, что этот подарок может быть залогом того, что он вернется, а если нет, — прекрасным утешением в грядущих трудностях.
До Мехико его провожали самые близкие друзья: Томас Касильяс, Луис Кансер, Педро Ангуло, Томас Торрес, Хуан Перрера, Хордан Пьемонте. С ним уезжали только Родриго Ладрада и Хасинте.
Бартоломе, прощаясь со своими соратниками, думал: на них не было белых суконных плащей с алым крестом Калатравы, не было великолепных шляп, украшенных плюмажем, не было шпаг с чеканными эфесами, не было золотых шпор на сапогах. Они были одеты в походные монашеские плащи из грубой шерсти, старые, в заплатах, на голове у них были выгоревшие от солнца соломенные шляпы, на ногах — веревочные туфли… Но это были настоящие рыцари — справедливые, отважные, бескорыстные. Те самые рыцари «золотой шпоры», о которых он мечтал тридцать лет тому назад. И он нашел их!
