Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 51
Врачи опасались не только за рассудок его, но и за жизнь. Однако умелое лечение, неустанные заботы и уход Леона, а главное — молодой и крепкий организм победили болезнь.
Бартоломе начал медленно выздоравливать. Когда прояснилось его сознание, первый вопрос, заданный Леону, был:
— Леон… каравеллы?
— О да, мой друг! Каравеллы Бобадильи прибыли благополучно на Эспаньолу еще двадцатого августа.
— Алонсо?..
— Есть точные сведения, что всех индейцев, в том числе и Алонсо, отдали в миссию францисканских монахов на острове.
— А письмо…
— Не тревожься, Бартоломе, все будет хорошо! Дядя написал Адмиралу и его брату, чтобы они непременно отыскали Алонсо и взяли его под свое покровительство.
Бартоломе задремал, а Леон тихо вышел из комнаты. Все было не так хорошо, как он говорил. На Эспаньоле после прибытия Бобадильи творились такие дела, что ни Адмиралу, ни его братьям было не до судьбы пажа Бартоломе.
Шли дни, и Бартоломе поправлялся. В конце сентября врач разрешил ему подняться с постели, а в октябре он уже совершал небольшие прогулки верхом на Гермесе.
Однажды, когда Леон работал в библиотеке, Бартоломе поехал покататься. Из предместья он, сам не зная почему, направился к гавани. Его влекло туда какое-то предчувствие. Миновав старинную Торо дель Оро, знаменитую «золотую башню», где, по преданиям, мавританские пираты прятали награбленное золото и драгоценности, он попал на Генуэзскую улицу, ведущую в гавань. Его поразила толпа людей, собравшаяся на набережной.
На рейде, как всегда, стояло множество кораблей. Большие и маленькие рыбачьи галеры и лодки сновали по реке.
Бартоломе отдал стражнику поводья, попросив привязать коня ненадолго к будке, и смешался с толпой.
— Каравелла «Ла-Горда» уже вышла из бухты Сан-Лукар де Баррамеда! — сказал молодой щеголеватый моряк, по виду шкипер.
— Ветер-то северный, крепчает! — отозвался старый рыбак и плотнее завернулся в свой рваный плащ.
— А что, дядюшка Юстус, при таком ветре каравелле трудно войти в гавань? — спросил у старика какой-то мальчишка.
— Ну, уж кто-кто, а «Ла-Горда» войдет… Капитан Вильехо — опытный моряк, я не раз ходил с ним в море! — ответил видавший виды матрос.
— Мне говорил приятель, купец из Кадиса, что на каравелле везут арестованного адмирала москитов! — сказал горожанин в добротном суконном плаще.
Бартоломе вздрогнул и подошел ближе.
— Не только самого адмирала, но и его братца — губернатора форта Санто-Доминго!
— Ловки эти генуэзцы! Все три брата пристроены!
В толпе раздался смех.
— Не только братья, но и сыновья! Пока пажами у королей, а там, смотри, и в губернаторы выйдут.
— Клянусь дьяволом, я сам бы не прочь стать губернатором какого-нибудь завалящего острова в Индии! — рассмеялся старый рыбак.
— Да, уж наверное, на твоем плаще было бы больше золота, чем сейчас дыр, старина!
Вдруг в толпе произошло движение. Появились вооруженные стражники. В гавань входила большая, под всеми парусами, каравелла.
— Это «Ла-Горда»! — крикнул кто-то.
Большая каравелла стала на якорь. От нее отошли две лодки и направились к набережной.
Бартоломе, несмотря на порядочное расстояние, ясно увидел в одной из лодок высокого старика с непокрытой седой головой. И хотя Бартоломе никогда раньше не видел Кристобаля Колона, он сразу понял, что это он, Адмирал. Лодки быстро приближались к берегу.
Христофор Колумб. Старинная гравюра.
Из первой лодки на берег высадилось несколько матросов, которые вместе со стражниками оттеснили толпу. Подошла вторая лодка. На каменные ступени набережной с трудом, опираясь на руку брата, поднялся старый Адмирал. Несмотря на то что губы его были горько сжаты, а брови нахмурены, он держал голову высоко поднятой, и ветер развевал его длинные седые волосы.
В толпе раздался гул возмущения. Руки и ноги Адмирала были скованы цепями.
— Позор! — крикнул кто-то. — Он не заслужил оков! Позор Испании!
— Позор, стыд! Снимите оковы! — раздались голоса из толпы.
Капитан каравеллы остановил Адмирала:
— Сеньор Колон! Я еще на каравелле хотел снять с вас оковы, но вы отказали мне. Прошу вас вторично, разрешите мне это сделать.
— Благодарю вас, сеньор Вильехо, но я отказываюсь от вашей любезности! Короли приказали мне повиноваться, а Бобадилья заковал меня. Я останусь в оковах до тех пор, пока короли не позволят снять их.
В толпе снова раздались возгласы сочувствия и возмущения. Многие женщины заплакали от жалости.
— И я, — продолжал Адмирал, подняв руку насколько ему позволяли оковы, — сохраню эти цепи на память о своих заслугах перед богом и Испанией! Пусть их положат со мной в гроб!
Стражники и матросы не смогли сдержать толпу. Все ринулись к Адмиралу. Бартоломе, подхваченный общим порывом, также приблизился к нему.
— Пропустите нас, друзья, — обратился к толпе Адмирал. — Я устал, и болен, и еле стою на ногах. Мы направляемся в монастырь Лас-Куэвас. Там я смогу прилечь отдохнуть. Я знаю, что их высочества отнесутся милосердно к тому, кто происками врагов устранен от служения королям. Ведь я их смиренный слуга, и они сами оценят мои труды! Владыка наш бог всегда карает зло, особенно же неблагодарность и бесчинства!
Толпа почтительно расступилась, и Адмирал, опираясь на руку брата Диего, вышел на Оружейную улицу. Пешком почти через весь город медленно прошел Адмирал в сопровождении стражи до монастыря Лас-Куэвас. Там ему надлежало пробыть до тех пор, пока его не призовут к себе их высочества.
