Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 53
— Узнаю Алонсо, — прошептал Бартоломе.
— А когда пришли мы на остров, там такие дела пошли, что не до индейцев было. Вы слышали, ваша милость, о старом Адмирале?
— Да, да, Сипион, я знаю обо всем. Говори скорее, куда же повели индейцев?
— Монахи-францисканцы всех индейцев повели с собой, а меня и еще одного нашего матроса взяли вроде охраны. Смотрю я, монахи по дороге начинают спорить между собой: двое говорят, что крещеных индейцев надо отпустить на все четыре стороны; раз они христиане, пусть и живут, как свободные люди. А другие монахи сказали: «Нет, индейцы — вассалы короля и должны служить королю, как и все подданные его». Так они и порешили: отдать индейцев алькальду. Пришли мы в управление, а там словно демоны вселились в людей! Все кричат, волнуются. Говорят, прибыл коронный инспектор Бобадилья, теперь сторонникам Адмирала крышка. Насилу монахи нашли какого-то эскривано или другого сеньора, он и не посмотрел на нас, отмахнулся: «Не до вас, святые отцы, и не до ваших индейцев!» Но святые отцы не отстали от него, пока он не написал приказа отправить всех индейцев на золотые рудники в Сибао. Пока приказ писали, я отвел в сторону вашего индейца и тихонько говорю ему: «Уходите, сеньор, видите, что здесь делается, я прикрою вас…» А он мне отвечает: «Нет, Сипион, ведь твой капитан не оставил мне ни одного песо! Куда же я без денег и рекомендательных писем в незнакомой стране убегу? Но ничего, как только я заработаю на рудниках немного денег, я доберусь до Кубы». И еще сказал мне: «Если доведется тебе побывать в Севилье, передай моему другу, пусть ищет меня на Кубе». И тут же написал вам это письмецо. Потом нас позвали монахи, отвели мы индейцев к ним в миссию на ночь, а рано утром их должны были отправить на рудники. Так я расстался с вашим пажом, ваша милость!
— Благодарю тебя, Сипион, ты принес мне более чем радость — ты вернул мне жизнь! Сейчас пойди в кухню, там тебя накормит наша Мархелина. А затем я скажу майордому, чтобы он дал тебе хорошей одежды и денег. Скажи, чем я еще могу быть полезен тебе?
— Я и так получу от вашей милости больше, чем заслуживаю. Но вижу, что даете вы все от доброго сердца, а потому не отказываюсь. Хочу просить, ваша милость, помочь найти мне работу в Севилье: я уже стар для морских плаваний.
— А родные у тебя есть в Севилье?
— Нет, ваша милость, все померли в чуму. Один я остался.
— А любишь ты растения и цветы?
Моряк улыбнулся:
— На земле вырос и все живое люблю. А когда еще мальчишкой был, то у отца в саду все время копался.
— Ну и хорошо. Скажи майордому Мануэлю, что я приказал принять тебя третьим садовником.
После письма брата уже не задумываясь, готовился Бартоломе к отъезду в Саламанку, чтобы окончить образование и получить звание лисенсиата. Он твердо решил уехать затем в Индию, разыскать Алонсо и жить там. В Кастилии ему делать нечего. Свои знания он приложит к тому делу, к которому зовут его разум и сердце. В Новом Свете нужны честные люди, а не алчные авантюристы. В течение десяти лет они принесли немало зла новооткрытым землям. Испания в долгу перед Индией, и он станет одним из первых, кто будет платить эти долги.
Принятое Бартоломе решение было столь твердым, что никакие уговоры ни Леона, ни дяди дона де Пеньялоса не изменили его намерений. Он подготовил перед отъездом дарственное завещание всего своего имущества в Севилье племяннику Франсиско.
— Ты точно сжигаешь за собой корабли, Бартоломе!
— Не стоит об этом говорить, Леон. Скажи мне лучше, как обстоят дела с экспедицией Адмирала?
— Дядя Андрес видел недавно Фонсеку, и тот сообщил ему последние новости. Губернатором на Эспаньолу посылают дона Николаса де Овандо. Он сменит Бобадилью, которым их высочества очень недовольны. Экспедиция Овандо намечена в феврале будущего года, так что ты успеешь вернуться к тому времени из Саламанки.
— А Адмирал?
— Фонсека заявил дяде, что Адмирал требует каравеллы и казну для своего четвертого плавания. Король колеблется, но королева склоняется дать согласие, она чувствует себя виноватой перед Адмиралом. Не исключена возможность, что вслед за Овандо отправится и Адмирал.
— А каков этот Овандо?
— Я слышал, что Николас Овандо — человек жестокий и неразборчивый в средствах.
— Как не понимают наши короли, сколь гибельно посылать таких людей в Индию! Там нужны правители мудрые и с благородной душой.
— Ты прав. Но тише, идет дядя…
В комнату вошел каноник.
— Я только что видел кардинала Деса, — сказал он. — Новые известия из Индии еще более неутешительны, чем раньше. Бобадилья дал колонистам множество льгот и этим привел окончательно колонию в упадок. У королей одна надежда — на Овандо. Я знаю его, он справедливый и благоразумный человек.
Бартоломе и Леон промолчали. У них было свое мнение насчет качеств Овандо. Каноник продолжал:
— А сколь пагубно оказалось разрешение королей снаряжать флотилии и плыть в Новый Свет всем, кто этого пожелает! Прав был Адмирал, когда говорил мне, что теперь все недостойные пройдохи смогут плыть по пути, открытому им!
Прощание с молодостью
Жить надо так, чтобы наша жизнь, как драгоценная вещь, занимала немного места, но дорого стоила…
Сенека

Зимой 1502 года вернулся Бартоломе в Севилью, на этот раз навсегда простившись с Саламанкой, городом беспечной юности, первой и последней большой любви, первого, но не последнего тяжкого горя. Утраты не покидают его. Ему пришлось закрыть глаза своего духовного отца — ректора, дона Висенте де Салинаса. Он умер на руках Бартоломе.