Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 55

В это время открылась дверь, и на пороге показался тот, кто скоро отправлялся в свое последнее, как он называл сам, El Alto viaje — Великое плавание.

Колон быстро подошел к Бартоломе и взял его за руку:

— Я таким и представлял себе друга моего славного Мигеля! Счастлив тем, что вижу сына Франсиско де Лас-Касаса, мир праху его. Ваш отец, дорогой сеньор Бартоломе, и ваш дядя, дон де Пеньялоса, истые кастильские кабальеро, были хорошими спутниками в моих трудных, но угодных всемогущему богу начинаниях.

— Мой покойный отец, сеньор, всегда говорил о вас с чувством большого уважения. А я…

— Что же вы, сеньор? — ласково спросил Адмирал смутившегося вдруг Бартоломе.

— Я и Мигель в годы нашей юности только и мечтали стать вашими сподвижниками в великих заморских открытиях!

— Увы, сеньор Бартоломе, мне причинили глубокую обиду, и обо мне идет такая молва, что, если бы я воздвигал церкви и госпитали, их все равно называли бы логовищем воров. Ныне нет человека в Кастилии, который бы не поносил меня!

— Не говорите так, дорогой сеньор, — запротестовал Бартоломе, — все те, кто понимает величие ваших открытий, не осмелятся бросить вам никаких упреков, сколь велики ни были бы ваши невольные ошибки.

— Не все думают так… В Испании на меня смотрят как на правителя Сицилии или другого места с установившимся способом правления, где полностью могут соблюдаться законы. На меня же должно смотреть как на военачальника, прибывшего из Испании в Индию для покорения многочисленных и воинственных народов, с обычаями и верованиями, весьма отличными от наших. По воле божьей за семь лет я передал во владение короля и королевы другой мир, в силу чего Испания стала самой богатой страной на свете!

Дон Кристобаль замолчал и положил руку на белокурую голову сына:

— Я стар и болен, мне недолго осталось жить, но во славу господа бога Великое плавание, в которое я направляюсь, должно разрешить еще одну загадку: найти пролив между островом Куба и землями, что я открыл в тысяча четыреста девяносто восьмом году.

— А как поживает Мигель, сеньор? И где он сейчас?

— Из Мигеля Арана вышел отличный моряк, смелый и находчивый. Он на своей маленькой каравелле «Анхела» обслуживает морскую линию между Канарскими островами и Индией. Кроме того, Мигель построил два больших морских госпиталя на Эспаньоле в городах Санто-Доминго и Исабела. Ведь он еще и прекрасный лекарь. Но ему за шесть лет довелось всего два раза побывать в Кастилии. Вы непременно встретитесь с ним на Гран-Канарии или на Мартинике.

На колокольне Лос-Паласьос пробило девять часов.

— Мне пора уходить, сеньор Кристобаль, — сказал Бартоломе, — а вам надо отдохнуть. Когда вы отплываете?

— Флотилия выйдет из Севильи не ранее начала апреля. Я должен теперь же выехать в Кадис, меня беспокоит состав команды.

— Прощайте, сеньор Кристобаль, прощай, Эрнандо! До свидания на Эспаньоле!

…И вот настал день 3 февраля 1502 года, когда флотилия Овандо была готова к выходу из Кадиса. Величественное зрелище представляли каравеллы флотилии. Никогда еще в Новый Свет не отправлялись такие крупные корабли, так богато оснащенные, с таким количеством знатных особ, среди которых дон Николас де Овандо, новый наместник и неограниченный правитель Индий, был самым блестящим. В пышном наряде из шелка и парчи, затканном золотом, Овандо — командор рыцарского ордена Алькантары — с двадцатью двумя личными оруженосцами, пешими и конными, казался особой королевской крови.

Бартоломе, которого провожали Леон и старый майордом Мануэль, брал с собой в Индию только одного слугу — молчаливого Хасинте. У них было три больших сундука: в одном из них была одежда и утварь, а два других — набиты книгами.

Друзья стояли в стороне и наблюдали за погрузкой.

— Когда я вижу этого разряженного Овандо, — тихо сказал Бартоломе, — и вспоминаю Адмирала в его францисканской сутане, опоясанной веревкой, мне делается так горько…

— Адмирал читал нам вчера свое письмо об искусстве мореплавания, которое он собирается отправить его высочеству королю. И там написано, что он не очень высокого мления о штурманах флотилии Овандо. Есть такие слова: «…найдется не мало желающих плыть к новооткрытым островам. Но те, кому хорошо известна дорога туда, могли бы с большей безопасностью совершить это путешествие». Возможно, что Адмирал намекал на то, что искусные кормчие более нужны для плавания в Индию, чем знатные идальго!

— Надеюсь все же, — улыбнулся Бартоломе, — что пророчества Адмирала не оправдаются и мы прибудем благополучно на Эспаньолу!

Леон положил руку на плечо друга:

— Бартоломе, помни, что бы ни случилось, в Севилье есть дом, где всегда будут рады страннику. Когда мы много лет назад уезжали в Саламанку, твой отец сказал мне: «Леон, будь старшим братом моему сыну, ведь он иной раз поступает как неразумное дитя!»

— Каким далеким мне кажется то время!

— Но каким бы далеким оно тебе ни казалось, ты должен помнить…

— Леон, дорогой, ближе тебя, Мигеля и Алонсо у меня никого нет на свете, ты это знаешь. Когда я потерял Беатриче, я понял, что ушла от меня беззаботная юность. А сейчас, в последние минуты в Испании, я прощаюсь с молодостью… Как говорит мой Петрарка, с которым я не расстаюсь, — Бартоломе вынул из внутреннего кармана камзола маленькую коричневую книгу и прочел по-итальянски:


Когда гляжу, как мчащиеся годы
Развеяли так много дум моих,
И пламенный озноб во мне затих,