Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 63
— Непременно, падре, — ответила вице-королева.
Донья Мархела Санчес, слышавшая этот разговор, тихо, но язвительно сказала своему мужу:
— Она и так увешана драгоценностями, эта племянница герцога Альбы! Ей не жалко пустить по ветру чужое золото!
— Лас-Касас никогда не отличался практичностью, — уныло согласился Санчес. Он понимал, что жена имеет полное основание сердиться не только из-за золота, отданного зря вице-королеве. Лас-Касас и его богатая асиенда теперь уже навеки и безвозвратно потеряны для одной из их шестерых дочерей!
Новый наместник и вице-король Диего Колон решил заселить Кубу, открытую его отцом. На пост губернатора Кубы был назначен богатый колонист Эспаньолы дон Диего де Веласкес, человек немолодой, но знатный, родственник епископа де Фонсеки, президента Совета по делам Индий. Пожалуй, это обстоятельство явилось главным при назначении Веласкеса, ибо никаких особых заслуг и талантов он не имел.
Диего Колон подумал, что в помощь недалекому и жадному Веласкесу надо дать человека разумного и честного. Выбор пал на Бартоломе де Лас-Касаса, которого молодой вице-король очень ценил.
— Нам надо во что бы то ни стало, — говорил Диего Колон, — избежать ошибок, допущенных ранее на Эспаньоле. Поймите, дорогой Бартоломе, я хочу, чтобы наш приход на Кубу не был насильственным захватом ее земель и порабощением мирных индейцев. Хватит с нас преступлений Бобадильи и Овандо!
— Я счастлив служить доброму делу, Диего. Но я думал прежде всего приложить свои силы на Эспаньоле.
Но неожиданно вице-король нашел союзника.
— Вы должны согласиться, Бартоломе, — сказал Педро Кордова. — Поезжайте на Кубу, сдерживайте дурные порывы испанцев, насаждайте мирные отношения с индейцами, раз уж выпала нам печальная обязанность быть колонистами Нового Света!
Эти слова, идущие от разума и сердца, уничтожили колебания Бартоломе. Без сожалений оставил он на попечение Рентерии асиенду. Он был назначен капелланом в отряд лейтенанта Памфило де Нарваэса, которого Веласкес послал в 1511 году вторично «открывать» Кубу.
Встреча в горах Баракоа
Верность — драгоценнейший дар человеческого сердца.
Сенека
Уже третий день блуждали Бартоломе и его спутники в горах Баракоа. Опасность таилась в каждом ущелье, в зарослях густого тропического леса. Продовольствие уменьшалось, запас воды кончился. А горные речки и ручьи пересохли…
Бартоломе, как всегда выносливый и бодрый, шел впереди своего маленького отряда. Старик Хасинте, следовавший за ним, сказал:
— Сеньор, мы углубляемся в горы, а нам надо вниз, к морю.
— Я знаю, но посмотри, что внизу, — и Бартоломе показал на обрывистые края гор.
— Здесь не спустишься, вы правы, сеньор. А что если нам разделиться и пойти искать дорогу?
— Нет, Хасинте, ты же знаешь правило: ни в коем случае не разбивать отряда, сколь бы велик или мал он ни был.
Вдруг раздался радостный голос молодого солдата Рамона:
— Я вижу дымок над деревьями! Тут где-то жилье!
— Нашел чему радоваться, прости господи, дурень! — проворчал старый солдат Фернандес. — А если это собаки-индейцы, да еще беглые? Несдобровать нам тогда.
Карта Кубы.
— Я запретил называть индейцев собаками, Фернандес, — строго сказал Бартоломе. — Да и почему же нам бояться их? Мы идем с мирными целями и не причиним никому никакого вреда.
— Эх, сеньор капеллан! — проговорил Фернандес. — Видно, вы недавно на островах. А я еще со старым Адмиралом ходил. Разве стрелы станут разбирать, кто мирный, а кто — нет!
Быстро наступившая тропическая ночь застала их в лесу.
— Надо бы сделать привал, сеньор…
Но не успел Хасинте кончить, как неожиданно их окружили вооруженные индейцы, бесшумно выскользнувшие из-за деревьев.
— Спокойно, друзья, — сказал Бартоломе. — Не оказывайте сопротивления. И нам не грозит никакая опасность!
Испанцам связали руки, отобрали оружие и повели в глубь леса. Молодой воин длинным ножом прорубал дорогу через почти непроходимые заросли.
На рассвете они вышли на небольшую поляну. Солнечные лучи едва пробивались сквозь ветвистый свод леса.
Пленников оставили на поляне под охраной двух индейцев, а остальные скрылись в пещере, вход в которую был почти незаметен.
Испанцы едва стояли на ногах от усталости, голода и жажды. Особенно страдал от жажды солдат Рамон, он был почти без сознания.
— Друг мой, — по-аравакски обратился Бартоломе к одному из стороживших их индейцев, — принеси моему товарищу немного воды.
Индеец, услышав аравакскую речь, был удивлен. Презрительная усмешка показалась на его лице, но он промолчал.
— Ведь он же не враг тебе, а ты не хочешь помочь…
— Когда мой отец, великий вождь Атуэй, горел на костре, сложенном испанцами, он страдал больше этого солдата, — мрачно ответил индеец.
— Но не все испанцы таковы, — возразил Бартоломе, — среди них есть добрые и справедливые люди.
На лице индейца снова появилась презрительная улыбка, но он ничего не сказал.
Другой индеец резко сказал на ломаном испанском языке:
— Не оскверняй аравакскую речь, испанец!
Из пещеры вышел в сопровождении нескольких воинов молодой индеец. На плечах у него был накинут, как и у всех индейцев, плащ из шкурок агути, но на нем были испанские кожаные штаны и низкие сапоги. И вооружен он был не луком и стрелами, а испанским коротким кинжалом и аркебузом. Что-то очень знакомое показалось Бартоломе в резких чертах красивого, но сурового лица. И когда индеец заговорил, он узнал его голос!
