Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 75
— Нет, нет, Бартоломе, — возразил Педро. — Мы продадим нашу часть зерна и свиней, которые я привез с Ямайки для асиенды. Вы должны иметь хорошую одежду, деньги на проезд в Кастилию и обратно. Как ни плох этот мир, но если человек верит в добро, то и деньги могут послужить добрым делам!
Рано утром, когда Рентерия собирался в порт, чтобы превратить в деньги привезенные грузы, к ним пришел один из коррехидоров, молодой Карлос Мендес. Когда-то Рентерия и Лас-Касас оказали ему небольшую помощь, и тот питал к ним чувство признательности.
— Сеньор алькальд, — сказал он с весьма таинственным видом, — мне надо сообщить вам и сеньору Лас-Касасу нечто очень важное.
— Что случилось, любезный Мендес? — удивился Бартоломе. — У вас такое лицо, словно вы узнали что-то страшное!
— Так и есть, сеньор! — ответил Мендес. — Моя жена, которая, как вы знаете, служит камеристкой у доньи Нуньес, вчера услышала от своей госпожи странные вещи.
— Что же могла сказать странного прелестная донья Клара? — улыбнулся Бартоломе. — Насколько я знаю, ее интересуют только наряды и драгоценности.
— Не смейтесь, сеньор. У доньи Нуньес вчера вечером был в гостях лейтенант Грихальва…
— Ну, ну, Мендес, — недовольно остановил его Рентерия, — нам нет дела до любовных похождений хозяйки твоей жены и Грихальвы! Господь бог запрещает злословить о своих ближних.
— Вы не поняли меня, сеньор алькальд, пусть себе наставляют рога старому Нуньесу, нас это не касается. Но то, что слышала моя жена, относится к сеньору Лас-Касасу.
— Ко мне? — поразился Бартоломе.
— Да, да, в том-то и дело, сеньоры… Грихальва хвастал вчера, что губернатор Веласкес помешает вашей милости поехать в Кастилию, к королю. Грихальва сказал, что губернатор позаботится о том, чтобы вас не взяла ни одна каравелла, и сообщит о том же в Санто-Доминго, дону Диего Колону. Вот о чем я хотел вас предупредить, сеньоры.
— Благодарю вас, мой друг! — сказал Бартоломе. — Я тронут вашей заботой.
— Что вы, сеньор! Разве мы с женой можем забыть, как вы и сеньор Рентерия помогли нам на первых порах.
— Мы примем меры, Мендес. Смотри, никому ни слова! — сказал Рентерия, провожая коррехидора.
— Ну, что вы скажете, дорогой Бартоломе? — спросил он, вернувшись в комнату.
— Что я скажу? Битва уже началась! Видимо, Веласкес сильно встревожен моими планами.
— Как же нам быть теперь с вашим отъездом?
— Я думаю, что мне надо примкнуть к группе монахов-доминиканцев, которые направляются в Санто-Доминго. А толстяку Веласкесу я скажу, что решил поехать в Париж, получить в университете степень доктора теологических наук. Он поверит этой басне, ибо ко всякой учености относится с доверчивым почтением невежды!
— Блестящая мысль, Бартоломе! Пойдите сейчас же в миссию, а я отправлюсь в порт. У меня есть человек, который возьмет нашу часть зерна и скота. К вечеру у меня будут деньги.
В городе Рентерия узнал, что сегодня во время утренней мессы доминиканец Бернардо проповедовал то же самое, что и Лас-Касас. Он даже грозил лишить права исповеди тех колонистов, у которых были рабы. Эти угрозы вселяли ужас и озлобление в суеверных испанцев. Но все же никто не собирался освобождать рабов-индейцев и отдавать земли.
Тем временем Бартоломе через знакомых колонистов распространил слух о том, что он едет во Францию, в Парижский университет, дабы продолжить свою духовную карьеру и получить степень доктора теологических наук. Веласкес поверил слухам и при прощании даже любезно предложил Бартоломе ссудить его деньгами на дорогу в Париж.
Приехав в Санто-Доминго, Бартоломе направился в доминиканский монастырь, к своему другу Педро Кордова.
— Я счастлив вашему решению, — сказал приор. — Вы поняли ложность доктрины, что спасение души индейцев должно окупаться их рабством. Но, к сожалению, далеко не все служители бога думают так. Вы хотите ехать в Кастилию?
— Да, и как можно скорее!
— Я помогу вам устроиться на каравеллу и пошлю вместе с вами Антонио Монтесино. Он близок к кардиналу Деса и будет полезен вам в Кастилии.
Антонио де Монтесино был известен на Эспаньоле как горячий сторонник освобождения индейцев от рабства. Еще четыре года тому назад, в 1511 году, его смелая проповедь против угнетения индейцев и бесчеловечного с ними обращения возбудила к нему ненависть колонистов. Старый доминиканец едва избежал их мщения. Но все же его поездка в Кастилию привела к тому, что король поручил только что созданному Совету по делам Индий созвать в Бургосе ученых теологов и юристов и разработать законы, получившие потом название «бургосских». Это была первая попытка управлять колониями на основании королевских законов. Но, к сожалению, никто из колонистов не желал их выполнять. Статьи законов, направленные на улучшение положения индейцев, остались на бумаге. Монтесино вернулся в Санто-Доминго. Он и Педро Кордова с несколькими монахами помогали индейцам: лечили больных, делились своей скудной пищей с голодными, отдавали свои жалкие гроши.
…Два долгих месяца плавания от Эспаньолы до Кастилии для Бартоломе и Монтесино проходили незаметно. Они горячо обсуждали положение дел в Новом Свете. Монтесино сомневался в успехе. Он, начавший свою знаменитую проповедь словами «я, глас вопиющего в пустыне», считал, что эти слова суждены каждому, кто попытается бороться с гибельным действием рабства.
— Вы просто устали, Антонио, — убеждал его Бартоломе. — Не может быть, чтобы в Кастилии не нашлось отклика на то, что творится в Индии. Ведь жадность колонистов не щадит даже детей! Знаете ли вы, что на Кубе за три-четыре месяца от голода погибло семь тысяч грудных детей, ибо у матерей, угнанных на рудники, пропало молоко от скудной пищи и непосильного труда? Гибнет целое поколение, и землям Индии грозит превратиться в безлюдную пустыню!
