Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - страница 88
— Лисенсиат, а ваш план видел Фонсека?
— Нет еще, ваша милость. Представляю, как он пустит в ход все стрелы и аркебузы, чтобы помешать мне!
— Я помогу вам, — сказал канцлер.
Совет по делам Индий отклонил план Лас-Касаса, хотя великий канцлер выполнил свое обещание и сам просил Фонсеку о поддержке. Никто не решался идти против Фонсеки: его влияние было так же велико, как и во времена королей Фернандо и Исабелы.
И снова дело зашло в тупик. Бартоломе пришлось вернуться в Барселону, где в то время был королевский двор. Годы, проведенные в Индии, полные трудов и опасностей, были таким контрастом по сравнению с придворной жизнью, пустой и праздной, с ее мелкими страстями и бесчисленными интригами. И каждый проходивший день казался Бартоломе невозвратимой потерей. Он впервые почувствовал, что ему уже 45 лет, что он устал… Он изнывал от вынужденного безделья, от духоты приемных залов, от треска и шума глупой болтовни на званых обедах, от показного благочестия месс, более походивших на те же придворные приемы. Чем эти люди заняты? И в ответ звучал насмешливый голос Эразма из полюбившейся Бартоломе книги «Похвальное слово глупости»: «Спят они до полудня. Наемный попик стоит наготове возле постели и, лишь только вельможа проснется, тотчас же наспех служит обедню. Засим следует завтрак, по окончании которого почти немедленно подают обед. Затем кости, бирюльки, пари, девки, шуты, скоморохи… Таким образом, без малейшей скуки проходят часы, дни, года, века…»
Нет, подумал Бартоломе, с него хватит! К тому же у него кончались деньги, ибо жизнь в Барселоне стоила дорого. И Бартоломе уже твердо решил уехать, но один молодой и знатный фламандец, племянник герцога Лашо, спросил у него:
— Почему вы хотите уезжать, лисенсиат?
— Иссякли мои средства, и мне не на что жить при дворе.
— Клянусь честью, это нехорошо, — возразил фламандец. — Разве вы не можете одолжить у ваших друзей, например у меня?
— Брать в долг может только тот, у кого есть надежда расплатиться. У меня нет даже такой надежды.
Молодой придворный, будучи человеком благородным, понял побуждения отказа от денег. И он решил помочь Лас-Касасу, который никогда ничего не просил для себя.
— Знаете что? — сказал фламандец. — Вам нужна поддержка более сильная и действенная, чем канцлера. Он слишком занят государственными делами. Я познакомлю вас с капелланами его величества короля. Это достойные и ученые люди, и я уверен, что вы найдете с ними общий язык.
— Дорогой сеньор, вы истинный друг мой! Ведите меня к капелланам!
Восемь капелланов короля Карлоса, среди которых были доктора Саламанкского и Парижского университетов, сразу заинтересовались планом Лас-Касаса. Их всех, как юношей, увлекла идея рыцарского братства. Каждый день, сохраняя тайну, встречались они в монастыре Санта-Каталина, в те часы, когда заседал Совет по делам Индий, чтобы никто из членов Совета не узнал об их планах. Они дали друг другу торжественную клятву, что не позволят никому запугать себя, и решили начать свою борьбу мирным путем.
Однажды на заседание Совета по делам Индий явились капелланы его величества и Лас-Касас. Они принесли петицию, в которой взывали к мудрости Совета, предлагали начать действовать для спасения Индии. И там же было указано: если члены Совета откажут, они пойдут к великому канцлеру; если будет против и он, тогда пойдут к королю. А если откажет и король, то выступят публично, обвиняя всех, даже короля, в нежелании помочь Индии.
Велико было удивление и возмущение Фонсеки, когда он увидел эту петицию и подписи под ней.
— Надо иметь великую смелость и великое самомнение, — сказал высокомерно Фонсека, — чтобы прийти сюда и поучать королевский Совет вам, которых кормит король. Разве это ваше дело вмешиваться в подобные вопросы? Чувствую, что здесь не обошлось без Лас-Касаса. Слышу его шаги!
— Здесь пришел не простой Касас, а божий храм! — с блеском ответил один из капелланов.
Несмотря на противодействие Фонсеки, капелланы снова выступили и выставили требование: выполнять законы, составленные Лас-Касасом и утвержденные кардиналом Сиснеросом.
Как ни сопротивлялся Фонсека, но великий канцлер, вынужденный действовать, назначил комиссию. Эта комиссия была чрезвычайно опасна для Фонсеки, ибо он теперь имел дело не с каким-то лисенсиатом Лас-Касасом, но со знатными и всесильными советниками короля: с кардиналом Адрианом, главным казначеем де Варгасом, маркизом Агиляром де Кампо и другими. Но под любыми предлогами Фонсека мешал работе комиссии.
Настал день, когда по приказу короля должен был быть утвержден план Лас-Касаса. На заседание Совета по делам Индий прибыли советники короля, ученые и государственные деятели. Фонсека резко выступал против Лас-Касаса.
— Не можете же вы утверждать, — говорил он, — что я и сеньоры из Совета по делам Индий погубили всех индейцев? Ведь вы сами отобрали индейцев у тех, у кого они были.
— Ваше преосвященство, — возражал Лас-Касас, — вы, конечно, не могли лично погубить всех индейцев. Но огромная смертность их была вызвана именно тем, что вы и члены Совета способствовали и помогали испанцам, владеющим индейцами.
Фонсека был взбешен и весь побагровел, хотя обычно был бледен, как оливка.
— Доверчив и глуп тот, кто, состоя в королевском Совете, должен вступать в споры с Касасом и выслушивать его поучения!
Но Лас-Касас ответил с обычной смелостью:
— Еще более глуп и доверчив сам Касас, который приехал из Индии, проделав путь в две тысячи лиг с большим риском и опасностью для жизни, и только для того, чтобы посоветовать королю и его министрам не потерять своей совести, разрушая земли Индии. И, вместо того чтобы быть ему благодарным за это, его попрекают за споры!