Дочь стеклодува - страница 122

Иногда ей казалось, что собственная тайна не позволяет ей дышать – так тяжело было жить с ней. Как же ей хотелось открыться Иоганне и Мари, подготовить их обеих к грядущим переменам! Было бы чудесно поболтать с ними о предстоящем ей долгом путешествии, выслушать их советы насчет того, что ей взять с собой, а что оставить. Вместо этого ей приходилось самой думать о том, понадобится ли Ванде зимнее пальтишко на время путешествия или достаточно будет курточки, – в конце концов, не может же она положить в сумку все содержимое шкафа!

Какое это было бы облегчение – поговорить с сестрами о ее новом счастье! Поплакать вместе с ними… Но об этом Рут и мечтать не могла. Она понимала, что отъезд из страны по поддельным документам – это в той или иной степени наказуемое деяние. Но чем дальше, тем более одинокой она себя чувствовала и уже сожалела о данном Стивену обещании хранить молчание. С другой стороны, она скорее откусила бы себе язык, нежели нарушила его. Когда становилось невтерпеж, она стремительно выходила из комнаты, не успев проболтаться.

Она тайком зачеркивала дни в календаре, и с каждым днем в душе у Рут нарастало ощущение неизбежности: внезапно все повседневные мелочи стали значимыми, в голове постоянно роились мысли, такие как: «Это последний мешок муки, который я везу домой из мелочной лавки». Или: «Я в последний раз купила у госпожи Хубер пару ботиночек для Ванды». На Пасху она с тоской поставила на подоконник букет нарциссов и задумалась, найдутся ли такие цветы в Нью-Йорке. И вообще – Нью-Йорк! Инстинктивно Рут не осмеливалась думать о столь далеком незнакомом городе, о том, какой будет жизнь там. Если бы она позволила себе это, то страх перед будущим стал бы просто невыносимым.

Однажды под крышей бани принялись вить гнездо ласточки, и Рут поняла: когда в нем запищат птенцы, ее здесь уже не будет.

Хуже всего ей становилось, когда кто-то пытался заручиться ее поддержкой для будущих проектов. Иоганна спросила, не хочет ли она съездить поездом в Кобург на Троицу, и Рут едва не расплакалась. Она едва сумела заставить себя проявить энтузиазм и пробормотала: «Отличная идея!» Однажды она похвалила за обедом соленые огурцы Гризельды, а та, добрая душа, тут же пообещала заготовить в июле пару лишних банок для сестер Штайнманн, после чего Рут почувствовала себя отвратительно. И всех этих милых людей ей придется покинуть навеки!

Лишь когда она оказывалась в мастерской вместе со всеми, тосковать уже времени не было. Она не думала о том, что это последняя коллекция ледяных кристаллов, которую она делает вместе с сестрами, вместо этого Рут утешалась мыслью, что елочным украшениям придется проделать такой же длинный путь через океан, как и ей. Возможно, она уже не увидит, как будет создаваться серия колокольчиков по новейшим эскизам Мари, зато потом сможет подержать в руках готовые изделия – уже в Нью-Йорке. И, возможно, она даже украсит ими свою елку! Поэтому каждое прикосновение к шару, каждое открытие бутылочки с серебряным раствором и каждое движение кистью было подобно капле бальзама на измученную грядущим расставанием душу. Как бы там ни было, она всегда будет связана с сестрами и Лаушей благодаря стеклу!

Так проходили день за днем и неделя за неделей.


– Я иду к Магнусу!

Набросив на плечи вязаную куртку и взяв под мышку альбом, Мари шагнула за дверь, но Иоганна остановила ее.

– Тебе обязательно проводить с ним каждый вечер? Я действительно не понимаю, что ты в нем нашла, – удивленно сказала она. – Конечно, Магнус – милый парень, но…

– Что «но»? Никаких «но», и точка, – с досадой отозвалась Мари. – Может быть, именно это в нем меня и привлекает: ему ничего от меня не нужно, он ничего от меня не требует, в отличие от вас. Он принимает меня такой, какая я есть. И я отношусь к нему точно так же!

Рут притворилась, что не замечает настойчивого взгляда Иоганны, продолжая расчесывать светлые волосы Ванды мягкой щеткой. Она тоже не совсем понимала, что нашла Мари в Магнусе, – с ее точки зрения, он был довольно скучным парнем, – но вмешиваться, в отличие от Иоганны, она не собиралась!

– Не знаю, почему ты постоянно придираешься к Магнусу, ведь именно он подобрал тебя на улице и привел тогда домой. Кажется, ты об этом забыла! – набросилась на Иоганну Мари. – Что же до его работы, то тебе, видит бог, тоже не на что жаловаться! Он уже выдувает почти столько же шаров, сколько я или Петер. Кроме того, он пунктуальный и надежный человек! – упрямо заявила она.

– Да, ты права, – махнула рукой Иоганна. – Просто я… Он всегда такой тихий. И смеется редко.

– Я уверена, что на чужбине ему довелось пережить нечто ужасное, – отозвалась Мари, и в голосе ее вдруг зазвучало сочувствие. – И все же я, в отличие от Гризельды, не пристаю к нему постоянно, пытаясь выведать его тайны! Я позволяю ему быть печальным, более того, его печаль меня вдохновляет! – И она с грохотом захлопнула за собой дверь.

Иоганна поглядела ей вслед и покачала головой.

– Ты посмотри на нее, его печаль ее вдохновляет!

– Да оставь ты ее в покое, – усмехнулась Рут.

Опять Иоганна ведет себя как наседка, которой помешали высиживать цыплят! Рут осторожно положила уснувшую во время расчесывания Ванду на скамью и нахмурилась.

– Ты что же, думаешь, что у них… что между ними что-то есть? Мари с мужчиной… Честно говоря, подобная мысль мне еще в голову не приходила.

Иоганна вздохнула:

– М-да, она всегда будет нашей маленькой сестренкой. Но пора привыкать к тому, что она уже выросла.

«И кто бы говорил! Кто постоянно пытался опекать Мари?» – подумалось Рут. Но вслух она произнесла: