Благородный дикарь - страница 28
Жестом предложив ей сесть, его светлость, не повышая голоса, спокойно заявил, что не может взять Шарлотту под свою опеку. И все. Никаких объяснений – ничего. Просто сообщил.
Джульет застыла, не в силах осознать случившееся. Значит, все кончено. Прощайте, надежды. Прощай, будущее дочери, прощай, Блэкхит…
– Вы можете оставаться здесь сколько захотите, – сквозь пелену донесся голос герцога с такой холодной любезностью, что было ясно: ему совершенно безразлично, какое решение она примет.
Но Джульет была слишком горда, чтобы принимать подачки от человека, который отверг ее маленькую дочь, и не смогла бы жить с ним под одной крышей. Нет, никогда.
Она быстро собрала вещи, благо их было немного.
– Я сообщу братьям и сестре о вашем решении позже, – сказал герцог, который ждал ее в главном холле. – Думаю, лучше обойтись без сцены прощания.
Выражение его лица оставалось таким же непонятным, как и поведение. Не сказав больше ни слова, герцог проводил ее до своего стоявшего наготове на подъездной дорожке личного экипажа, который должен был доставить ее в Рейвенском, любезно подсадил в карету и передал с рук на руки Шарлотту, пока кучер привязывал сундук. Несколько мгновений он просто смотрел на нее, потом достал из кармана объемистый кошель и, вложив ей в руки, сказал:
– Возьмите, это вам пригодится, поскольку сам я не могу позаботиться о вас.
Гордость призывала вернуть кошель герцогу, но здравый смысл, который он так в ней ценил, пересилил, и она с благодарностью взяла деньги.
Прежде чем дверца экипажа захлопнулась, она успела заметить, как странно сверкнули его бездонные черные глаза. Его светлость чуть склонил голову, и экипаж покатил по длинной подъездной дорожке.
И теперь, когда дилижанс мчал мимо зеленеющих молодой листвой английских дубов, платанов и каштанов, зарослей боярышника, между которыми время от времени мелькали серые воды Темзы, Джульет сказала себе, что у нее нет причин горевать. Кстати, ее нисколько не удивило, что могущественный и высокородный герцог Блэкхит не пожелал признать дочь своего брата, – он не признал бы и собственного ребенка, родись тот вне брака. У нее никогда не было иллюзий на сей счет.
Но вот почему ничего не предпринял лорд Гаррет? А она-то думала, что они стали друзьями. При одной только мысли, что ее предали, глаза ее защипало от слез.
Дилижанс остановился около придорожной гостиницы в Хаунслоу, и она сняла комнату на ночь, решив выехать в Лондон ранним утром. С Шарлоттой на руках и саквояжем она стояла возле конторки, ожидая хозяина гостиницы, который пошел за ключом от комнаты. Из-за дождя, который, похоже, зарядил надолго, ей было тоскливо и одиноко. Входная дверь стояла открытой настежь, и ветер доносил запахи свежей зелени, конского навоза и цветущих гиацинтов, вытесняя застоявшиеся запахи пива и табачного дыма, которые были неотъемлемой частью каждого английского питейного заведения.
Получив ключ, поднялась в отведенную для них с Шарлоттой комнату. За окном ветер раскачивал темные силуэты деревьев на фоне затянутого тучами неба. Английский дождь, английские деревья на английском ветру – все здесь для нее чужое и так далеко от дома. Все на свете она была готова отдать, лишь бы Чарльз оказался здесь, рядом с ней… или хотя бы Гаррет.
У нее опять защемило сердце. Нет, лучше о них не думать, не оглядываться назад, а смотреть вперед. Пытаясь отвлечься от грустных мыслей и убеждая себя, что не так уж она одинока, Джульет выстирала пеленки и повесила перед камином. Кошелек с деньгами под подушку, покормила Шарлотту и поела сама: хозяин любезно прислал ей еду наверх. Но что бы она ни делала, перед мысленным взором то и дело возникала обаятельная улыбка Гаррета, мечтательные голубые глаза. Вспоминалось, как он забавлялся с Шарлоттой, как они смеялись, торопясь добежать до дома, когда разразилась весенняя гроза. Джульет изо всех сил старалась себя убедить, что он ничего для нее не значит, абсолютно ничего, притворялась, что ее совершенно не задело, что он не пришел и не остановил ее, когда они уезжали, хотя в глубине души и надеялась на это.
А за окном все так же шел дождь, и чувство одиночества стало невыносимым, будто во всем огромном мире, кроме нее, никого нет.
С тяжелым вздохом она принялась готовиться ко сну: нижние юбки, платье и плащ перекинула через спинку стула, переоделась в ночную сорочку, заплела волосы в косу и скользнула под холодные простыни, уложив рядом Шарлотту.
«Я не сумела выполнить твою последнюю волю, дорогой Чарльз, хоть и старалась изо всех сил. Твои братья предали нас обоих. Прости меня…»
Глаза ее наполнились слезами, но Джульет воскликнула мысленно: «Нет, я не буду плакать! Ни за что!»
Слезами горю не поможешь: расположение герцога не завоюешь, дом и семью не обретешь, будущее дочери не обеспечишь. Слезы ничего не изменят. Стиснув зубы, она твердо решила больше не плакать. Слезы, как говорила когда-то ей мать, ничего, кроме преждевременных морщин, не принесут. И все-таки одна слезинка скатилась по щеке и капнула на подушку. За ней другая… Но разрыдаться ей не дала малышка: почувствовав, как та тянется к ней в темноте, Джульет судорожно сглотнула и подавила слезы. Она не одна, у нее дочь, а значит, нужно быть сильной. И пусть она не сумела выполнить волю Чарльза, для дочери сделает все.
С этой мыслью Джульет закрыла глаза, и к тому времени как часы в гостиничном холле пробили десять, уже крепко спала.
– Остановимся здесь. Я хочу проверить каждую гостиницу по дороге от Рейвенскома до Лондона!
