Благородный дикарь - страница 67

– Не может быть, чтобы человек обладал такой силой!

– Некоторые и правда сомневаются, что Буйвол человек.

Джульет только рассмеялась. Заразившись царившим вокруг весельем, она и сама развеселилась, почувствовала себя свободной и беззаботной, и неудивительно, потому что окончательно распрощалась с Чарльзом, он ушел из ее сердца. К тому же, если не считать сестры Гаррета, она давненько не проводила время в обществе подружек: была целиком поглощена материнскими заботами и горевала по Чарльзу, что убивало всякое желание развлекаться, – а сегодня благодаря Гаррету снова почувствовала себя такой, какой была когда-то.

Да, все только благодаря ему, дорогому супругу.

При мысли о нем у нее потеплел взгляд. Сегодня она его почти не видела, если не считать нескольких минут, когда днем он забежал во флигелек. В это время они с Бекки ползали на четвереньках, отскребая грязь с кухонного пола. Он появился на пороге – улыбка до ушей, волосы влажные, взлохмаченные. Когда он был рядом, никакой работой заниматься было невозможно. Он грыз яблоко и метался по кухне, словно тигр в клетке, натыкаясь то на одно, то на другое, чтобы рассмешить ее.

– Перестань! – наконец не выдержала она и рассмеялась.

– Не могу, – заявил он и, подмигнув Бекки, наклонился и поцеловал Джульет в губы.

От него пахло яблоками и солнцем, и она вдруг почувствовала, как ее охватывает желание, а когда он наконец оторвался от ее губ, спросила:

– Что это тебя так развеселило?

– Ничего особенного. Совсем ничего, дорогая.

– Ты ведешь себя так, словно у тебя сегодня особенный день.

Он удивленно вскинул брови, рассмеялся и, отсалютовав ей яблоком, весело сказал, прежде чем исчезнуть за дверью:

– Может, и так.

Джульет смотрела ему вслед, пока он не исчез в особняке. Он шел так уверенно и гордо, словно весь мир был у него в кармане. Когда она повернулась к Бекки, та, сидя на корточках, покачала головой:

– Ох уж эти мужчины! До старости остаются детьми, ведь правда?

– Знаешь, а я и не хочу, чтобы этот мужчина становился взрослым. Он умеет рассмешить, когда мне хочется плакать; помогает увидеть в жизни хорошее тогда, когда я вижу все в черном цвете. Он знает, когда и что следует воспринимать серьезно, а когда – нет. Он добрый, веселый, умный и не боится выставить себя полным болваном. Нет, я не хочу, чтобы он изменился и превратился в зануду.

Бекки искоса взглянула на нее:

– Вы, похоже, его очень любите: это сразу видно, не скроешь, – да и неудивительно: он такой обаятельный и красивый, что его нельзя не любить.

– Да, это так, – вдруг смутившись, сказала Джульет и отвела взгляд. – Но признаться в своих чувствах довольно трудно даже самой себе.

Бекки понимающе рассмеялась:

– Лучше уж вам признаться, потому что совершенно ясно, что ваш мужчина влюблен в вас не меньше, чем вы в него.

– Бекки, ты меня смущаешь, – помахала перед красным лицом ладошкой Джульет, а девушка лишь фыркнула в ответ и принялась скрести пол.

К счастью, Бекки больше не возвращалась к этой теме, но Джульет целый день вспоминала ее слова. Вот и сейчас, когда они шли к центру Абингдона, вспомнила: «Вы, похоже, его очень любите: это сразу видно», – и задумалась над их браком. Гаррет любил повеселиться и позабавиться, она была серьезной и практичной; он, беспечный и импульсивный, обожал быть в центре внимания, а она всегда проявляла осторожность и сдержанность и предпочитала держаться в тени; он аристократ, который никогда в жизни не работал, а она провинциалка, которая терпеть не могла сидеть сложа руки. И что, черт возьми, между ними общего?

Когда погиб Чарльз, ей казалось, что вся ее жизнь потонет во мраке, но солнце взошло, и все благодаря Гаррету, который, как она наконец-то осознала, ей подходит так, словно они две половинки одного целого. Этот мужчина-мальчишка всегда умел рассмешить ее, чего никогда не делал Чарльз, делал ее такой счастливой, какой она никогда не чувствовала себя с Чарльзом, всегда серьезным и рассудительным. Со временем они скорее всего наскучили бы друг другу.

А что касается Гаррета, Джульет была совершенно уверена: с ним никогда не будет скучно.

Ей опять вспомнилась статуя с перекрашенными в пурпурный цвет органами, и она захихикала.

– Что это вас рассмешило? – спросила Бекки, когда они, влившись в толпу, свернули на Бридж-стрит.

– Да так… вспомнила о проделках моего мужа.

– Вы постоянно думаете о нем, да?

– Ох, отцепись, Бекки! – рассмеялась Джульет.

Девушка понимающе хмыкнула и начала описывать попадавшихся навстречу горожан, которых знала. Кривая улица, перетекая с горки на горку, вела к Маркет-плейс, в центре которой возвышалось здание городской ратуши. Ее каменный постамент представлял собой своего рода театр на открытом воздухе, сцену которого со всех сторон окружали толпы зрителей. В центре открытой арены был устроен ринг, окруженный веревками. Там суетились какие-то люди, среди которых они увидели и Спеллинга.

– Значит, вот чем он зарабатывает себе на жизнь, – предположила Джульет.

– У него нет необходимости думать о хлебе насущном – Суонторп приносит такой доход, что он просто купается в деньгах. А бои он устраивает, чтобы водить знакомство со знатью. Вот и все. Сюда съезжается множество аристократов, чиновников и других значительных личностей. Спеллинг по происхождению не выше нас. Вот и старается пускать пыль в глаза: щеголять в модной одежде и важничать, – чтобы никто не подумал, что он из простолюдинов.

– Похоже, он тебе не очень-то нравится?

– Его здесь никто не жалует, да и что в нем хорошего? Ой, смотрите, смотрите! Это Буйвол О’Рурк! – Бекки приподнялась на цыпочки и показала куда-то пальцем. – Видите его?