Виктор Вавич - страница 179

вали, мальчик! Мальчишка побежал, заработал локтями. Подвода с грохотомпересекла улицу, ломовой нахлестывал лошадь - та задробила мохнатыминогами. Было восемь часов, Санька ждал смены. Вон бегут какие-то. Потротуару. Душ пять. Сюда, сюда бегут. Санька остановился, смотрел имнавстречу. Они махали руками и запыхавшимися голосами кричат что-то.Сворачивают за угол, кричат что-то Саньке и машут, машут. И вдруг из далиулицы флаги, толпа ровным строем перегородила улицу, идут, идут, всепростонародье будто. Широко, спешно идут, вот уж голоса слыхать, вскрики.Санька стоял посреди улицы, не отрывая глаз, глядел на толпу. Вон впереди вбороде машет на ходу палкой, все, все с дубинами.

- Что это? Что это? - кто-то бросился вбок, бежит наискосок, а впередималенький, как мышь, бежит - мальчик, мальчик!

Ахнула вскриком толпа - догонит, догонит! Санька бросился вперед,глядел на мальчика, видел, как оскалилось лицо, и вмиг мелькнула дубина, имальчик с красным потоком из головы пролетел мимо Саньки, и красная полосаза ним на черном асфальте.

- Бей! Бей студа! - и сразу вырвалось много, и Санька глянул в глаза -все, все могут, и живая предударная радость.

Санька стал на бегу, и вот один уж набежал, стал в одном шагу изамахнул за спину железную полосу, глазами втянул в себя Саньку - миг -тянет назад - далеко замахнул - тяжелая, от ставней. И еще бегут. И вдругсама нога Санькина брыкнула, ударила в живот того, что с полосой. Санька нечуял силы удара, его повернуло и понесло прочь, будто не ноги, а сам несся,ветром, духом, свистело в ушах, и страх визжал сзади.

- Бей! Бей жидов!

Санька видел только впереди швейцара у дверей, будто манит рукой - у"Московской", он влетел, внесло его в двери, он не заметил, как внесло натретий этаж. Он слышал, как страх грохотал у дверей, кто-то бежал полестнице, и хлопали испуганные двери в коридорах. Какой-то военный бежит покоридору, застегивается.

- Туда! Туда! - машет Саньке в конец коридора, и Санька побежал покоридору, и вон дверь открыта, женщина, дама в дверях, отступила,пропускает.

- Сюда! - как издалека слышит Санька. Он сел на диванчик, глядел надаму и на все вокруг, и тер руки, и как будто сто лет уж эта дама смотритна него, сдавила брови, рассматривает. Говорит что-то. Непонятно. Неслышно.

- Шинель, шинель скиньте! Шапку сюда! - Она сама сняла шапку, и Санькасдирал с себя шинель, как в первый раз в жизни, отдирал рукава от рук, какприросшую шкуру.

- Хорошо, что штатское на вас.

Санька вертел головой, оглядывал все, и глаза не могли остановиться.

Дама вешала пальто в шкаф.

- Мой муж сапер, подполковник, никто не посмеет! Сядьте! Сядьте же! -и она пригибала за плечо Саньку к стулу.

И вдруг с улицы крик ударил в окно. Дама проворно вертела ручку,распахнула балкон, и свист и вой полохнул в комнату.

- Прошли! Прошли! - крикнула дама Саньке и помахала рукой.

- Фу! Не могу! - вдруг крикнул Санька. Он, как был, без шапки,бросился вон из номера.

Он сбегал вниз по лестнице, - перегнувшись через перила, саперныйподполковник громко говорил, отдувался:

- ...и никого не выпускай тоже!.. Вовсе... дверей не отпирай! Понял?

И он поднял голову, увидал Саньку, пошевелил бровями.

- Дай-ка лучше ключ сюда!.. Мне дай ключ! Давай!

Швейцар подымался вверх, подбирая спереди полы ливреи.

Заперли! И радость тайком пробежала под грудью, и Санька неспешношагнул с последних ступенек в шум голосов внизу в вестибюле, люди быстро,глухо говорили все вместе, в пиджаках поверх ночных рубашек. В купальномхалате, с актерским лицом, толстый тряс серыми щеками и говорил: "Погром,погром, кишинев��кий погром... кишиневский..."

- Где же полиция? Где полиция? - дама дергала Саньку за руку,придерживала на груди капот. - Скажите, что же смотрят?

Мужчины теснились к стеклу двери, присели, головы в плечи.

- Да не напирайтеся на дверь! - вернулся швейцар. Он отталкивал, пихалладонью в грудь людей, а они не отрывали раскрытых глаз и пятились. - Дакамнем кто шибанет, и тогда... - швейцар вдруг оглянулся на топот за окном.

- Казаки! Казаки! - крикнули сзади.

Швейцар схватился за вторую дверь, Санька помог отодвинуть людей ипомог припереть дверь, хоть и не надо было. Швейцар вертел ключом, онглянул на Саньку и чуть мотнул головой, сказал тихо:

- Пятьдесят второй? - и мотнул головой, чтоб идти.

Санька шел за швейцаром, и мутный воздух бился в груди, и как будтозадохнулась голова и ноги не свои, чужие пружины. Швейцар снял с доскиключ, пошел на лестницу. Санька шел рядом, и ноги поддавали на каждойступеньке. Швейцар открыл номер, пустой, прохладный, и вот дверь, угловойбалкон.

- Отсель видать, - сказал швейцар тихо. Санька глядел из безопасности,со второго этажа, швейцар стоял рядом.

- Скамейку из сада волокут, ух ты, мать честная!

Казаки стояли в строю на той стороне у городского сада, казачий офицерпереминался на лошади, а впереди густая толпа, и вон сквозь толпу колышетсяна руках скамейка, тяжелая, серая - вон четверо несут, к магазину, кювелирному, Брещанского. И от крика загудели в номере стекла.

- Гляди! Гляди! - швейцар встал на цыпочки. - Ух ты! Раз!

"Грум!" - ухнула железная штора в окне магазина. Санька смотрел, какчетверо размахивали скамейкой, били, как тараном, другие садили ломами подниз, видел, как стервенели, краснели лица, тискались к окну еще и еще.

- Собьют, собьют, истинный крест, собьют, - шептал швейцар, -сносчики, ей-богу, сносчики это... вот истинный Господь, собьют...