Виктор Вавич - страница 197
- Какая? - Грачек устроил бутерброд.
- Да эта, барышня-крестьянка, как ее. В шали и в ботинках от Вейса.
- Кудрявцева? - Грачек бровями повел на Вавича. Виктор подрагивающейрукой положил в рот кекс.
- Кудрявцева ли? - спросил раскатисто полицмейстер.
- Да наверно Кудрявцева и есть. Дура, извините, она. Ей носки штопать.Выпустил. Без толку. Не богадельня.
- Xa, xa! Богадельня! - полицмейстер закинул голову, потряхивался.
Смеялись следом и чиновники, негромко, в меру.
- Да вы подливайте в чай коньяку, - говорила Варвара Андреевна. -Доня! Подлей коньяку Адам Францевичу. Полицмейстер занес графинчик.
- Не-не! - прикрыл рукой стакан Грачек. - Никаких спиртов. Увольте.
- Ну, для новорожденной! - Варвара Андреевна наклонила головку набок.
Когда Виктор прощался, Варвара Андреевна довольно громк�� сказала:
- А ваш-то старичок, мне говорили, кажется того - попивает. - И онавнушительно кивала головой.
Виктор смотрел, приоткрыв рот. Хотел сказать. Но чиновник подполз кручке и оттеснил Вавича.
Виктор дома приказал Фроське:
- Собирай ужинать.
Но ужин уж стоял и ждал, прикрытый опрокинутыми тарелками. Фроськазажгла свет, ушлепала к себе в кухню. Виктор двигал с шумом стульями,уронил громко ножик. Груня не выходила.
- Аграфена Петровна, - громко сказал наконец Виктор, - на пару слов.
Виктор отпер дверь в Грунину комнату и крикнул:
- Очень важно, тут поговорить надо, а не...
Он оборвал речь, слышал, как в темноте заскрипела кровать,заворочалась Груня. Вышла, морщилась на свет, опять в этом желтом капоте,шаркала незастегнутыми ботинками, села напротив.
- Ну что?
- А вот то, - начал Виктор и подергал бровями вверх-вниз, - а вот то,что папаша-то ваш того!
И Виктор отогнул голову на плечо и щелкнул себя пальцем под скулой.Вышло хлестко, громко: шпок!
- Да-с! Говорили мне: по-па-хивает. - И Виктор несколько раз мотнул отгуб и напирал глазами на Груню. Груня хмуро поглядела себе в колени.
- А ты письмо от мамаши получил? - и Груня сонно прищурилась наВиктора.
- Да, ну да, - дернулся Виктор.
- Она и мне писала. Пишет, чтоб рожать к ним ехать.
- Ну? - Виктор зло глядел на Груню, на отекшее лицо, на сонныепостельные волосы с пушинками.
- Что ну? - ровным голосом говорила Груня. - Тебя я спрашиваю.
- Да я?.. - и Виктору на миг страшно показалось, и вдруг ярко удариланадежда - один! и вот глаз бы этих прищуренных, на него прищуренных... инойраз так бы и трахнул тарелкой через стол. Тьфу! Еще угадает, что рад, - иВиктор нахмурился в пол и чувствовал, как смотрит ему в лоб Груня, нащупатьмог бы это место. - Да как хочешь, голубушка, - сказал через минуту Виктори из-под бровей подглянул на Груню.
Груня медленно поднялась и, откинувшись назад, прошла, шаркаякаблуками, к себе. Плотно и тихо притворила дверь.
Пиф-паф!
БЫЛО совсем рано. Коля встал первый и тихонько чистил под краном зубы.И вдруг звонок. Коле показалось, что так и ждал, что сейчас позвонят. Коляположил на плиту щеточку и на цыпочках побежал отпирать.
Башкин с силой вмахнулся боком в дверь.
- Коля! - уличным голосом вскрикнул Башкин.
- Тсс! - Коля поднял мокрый палец, мотнул головой назад - спят.
Но в комнатах уже зашевелились.
- Идем, идем! - шептал Башкин и тянул Колю в кухню. - Коля! У меня ктебе просьба, величайшая просьба, - Башкин топтался от окна к плите. -Коля! Проводи меня на вокзал, сейчас. Я сейчас уезжаю. Может быть,навсегда, навеки, как покойник. Насовсем! - и Башкин, глядя в окно,притопнул ногой.
- Мне к обедне, - вполголоса говорил Коля, - записывают, кто не был. -Коля взялся за щеточку.
- Но я тебя прошу! - Башкин шагнул к Коле и с размаху прихлопнул,прижал руками плечи, потряс с судорогой. - Поспеешь, милый мальчик мой, вполовине восьмого поезд. - Башкин вынул часы и совал их Коле, чуть не мочилпод краном. - Мне непременно, непременно, чтоб ты!
- Мы тоже, может быть, едем. К папе. В Сибирь. И все продаем. - У Колибасовито даже вышло, и все устанавливал щетку в стаканчик, не глядел наБашкина. Не спеша, закрывал порошок. Все вниз глядел.
- Мне нельзя ни минуты оставаться, - Башкин снова затоптался у плиты.Он схватил с плиты поваренную ложку, прижал к груди и глядел в окно. -Коля! Ведь есть Бог? - вдруг повернулся Башкин. - Ну, хоть еврейский, хотькакой-нибудь Бог?
Коля тер нахмуренное лицо полотенцем. Башкин все стоял, весьнаклонившись вперед.
- Соломончика убили и папу его тоже. Тех, что в лавочке тогда, когдапрятался. Насмерть.
И Коля кинул на плечо полотенце и вышел.
- Коля! Коля! - почти взвизгнул Башкин и бросился вслед.
- Что такое? Что такое это? - и Колина мать, полуодетая, морщилась изтемной прихожей на Башкина. - Ах, - она сунулась назад в двери, - а яслышу, ничего понять не могу, с кем это он?
- Да я не хочу с ним, - слышал Башкин Колин голос из комнаты, - опятькакой-нибудь. И мне в церковь все равно. Воскресенье.
- Можно? Можно? - стучался Башкин в дверь.
- Войдите.
Башкин рванулся в комнату, как был, в шапке, в пальто, в калошах.
- Коля! Мы на извозчике поедем. Никого не будет. Тот в тюрьме сидит,ей-богу, в тюрьме. Коля! Он просто сумасшедший и мерзавец, он и там променя гадости говорит... всякие гадости. Коля! И назад поедешь на извозчике,честное слово. Колечка!
- Что такое, Семен Петрович? Что случилось? Я сейчас! - из-за двериголос Колиной мамы - булавки, должно быть, во рту, одевается.
- Дорогая моя!.. - с жаром начал Башкин и вдруг замолчал и с размахусел на диван. - Да ничего, - вдруг веселым голосом заговорил Башкин. Он
