Виктор Вавич - страница 211
рукой у живота тряпки какие-то. В коридоре валялись скомканные газеты.- Что за кабак! - и Виктор пошел по коридору в кухню - да просто рукивымыть! - он видел свет из Груниной двери. Заглянул боком глаза. Горели обелампы, гардероб стоял настежь.
И ветерок продул под грудью. Виктор все еще хмурился, стал мыть подкраном лицо, шею. - Барыня ужинали? - спросил Виктор с зубной щеткой ворту.
- Чего-с? - подскочила Фроська.
- Барыня, - крикнул Вавич, - ужинали, я спрашиваю?
- Барыня уехали, - и Фроська вывернулась на месте. Виктор ткнулся ккрану и пустил воду вовсю.
- Часа как не с два, как уехали, - слышал Виктор сквозь шум струи, иФроська тарелками бренчит для виду, проклятая. - На вокзал извозчикарядили.
Виктор вышел из кухни. Фроська закрыла кран - так и бросил.
И сразу показалось, что пусто стукают шаги по квартире, фу, дажежутковато будто стукают.
На Грунином зеркале не было флакончиков. Синими полосами глянул скровати пустой матрац.
Не отрицаю
- НУ ЧТО такого, что револьвер, - кричала Таня, - ведь он же нестрелял ни в кого, это ж доказать еще надо! Да! - И Ржевский видел, чтопламя, черное пламя ходит в глазах.
- Да, милая моя, ведь отлично ж ты знаешь, что запрещено приисключительных положениях и хранение и ношение.
- А у тебя? - крикнула Таня.
- Так у меня ж с разрешением, - и Ржевский вытягивал из карманазамшевую маленькую, как портмоне, кобуру, - и всегда оно тут со мной, вотизволь, - и он вытащил из кобуры из карманчика бумажку, - и вот револьвер,- он вертел в руке маленький дамский браунинг, - у меня клиентскиедокументы, я с ними езжу - понятно. Это ж для самообороны, но им, конечно,можно убить человека наповал - и понятно, что без разрешения...
- Да, а ведь там они пытают! Они там такое делают, мерзавцы,связанному человеку...
- Ну-ну-ну! - и Ржевский приподнял руку. - Отлично они знают, с кем...- и Ржевский повернулся и старался спокойными шагами идти к этажерке,зацепил пальцем книгу.
- Да, а они там глаза давят, выдавливают глаза, свяжут и... да что тымне говоришь, - Таня вскочила с места, - Саньке сам товарищ рассказывал,студент, ему самому давили! Полицейский! И что угодно делают.
- Не отрицаю, - раскачивался на ноге Ржевский, глядел на корешкипереплетов, - попасть, конечно, в этот застенок - тут уж власть защищаетсамое себя, - и он повернулся к Тане, развел руками. - Но ведь он в тюрьме,а не в участке. Вот только что мне удалось узнать. - Ржевский говорил тихимматовым голосом.
Таня насторожилась, она глядела отцу в лицо, но глаз его не видно,смотрит с серьезной печалью в угол.
- Да узнать пришлось, если это правда, конечно, - громко сказалРжевский и твердо глянул на Таню, - что револьвер-то этот какой-то оченьнехороший...
- Что? С убитого городового? - быстро сказала Таня. Ржевский печальнозакивал головой, глядел из-под низу на Таню, и Таня видела, чтовысматривает, как она.
- Кто это говорит? - крикнула Таня, совсем подступила к отцу, иРжевский не мог не поднять глаз - и он заволок глаза стеклом и глядел, какс фотографии.
- Да видишь ли, тут трудно знать точно что-либо. Но вот будто быномер, оказывается, револьвера не сходится с номером, что у этого убитого,и будто бы как его? - Ржевский сморщился, чтоб опустить глаза. - Да ну? -он щелкнул пальцами. - Ну, тот, что арестовал его, околоток этот - Вавич!..
- Что? Что? - Таня уперлась коленями в коленки отца и пристальноглядела ему в глаза. - Что Вавич?
Совсем как жена глядела, когда пришлось - постоянно почему-топриходится вот такие комиссии принимать! - пришлось рассказывать, как погибее отец в крушении в вагоне, - от старика каша одна осталась, по запонкамтолько и опознали, - ах, Господи!
- Ну, - вздохнул Ржевский, - ну так тот утверждает, что номер тотсамый, чем-то там доказывать собирается.
- Ну и что? Что тогда?
"Ну как - спокойное лицо было у него, спокойное? - вот жена такспрашивала, а там мозги со щепками".
- Да, очевидно, суд будет, вероятней всего.
- Ну, а докажут? Докажут? - дернула Таня за пиджак. Ржевский глядел всторону.
- Если этот квартальный докажет?
- Да ведь почем тут, милая, гадать можно? - и в голосе у Ржевскогонетерпение.
Таня отошла, с руками за спиной заходила по комнате, глядела на ноги.
"Совершенно как мать!" - и Ржевский встал, обнял Танечку за плечи.
- Танюшка, Танюшка, - повторял Ржевский и целовал Таню в висок. Таняглянула - слезы у отца в глазах.
- Нет? - вскрикнула Танечка. - Неужели нет никакого, никакогоспасенья? Мы же можем, мы же двигаемся, - Таня широко замахала руками ввоздухе,- а он связан там, у! - Таня подняла плечи, вздрогнула головой, какот холода. - И хоть бей, бей эти стены, - и Таня била воздух кулаком, - ипотом придут. Папа! Папа же! - вдруг крикнула Таня, она трясла за рукавотца, будто с отчаяния будила мертвого от сна.
Андрей Степанович слышал возню, хождение. На кухне, что ли, иливернулась? Вышел из кабинета, глянул в коридор. В прихожей по-прежнемугорел свет - нет, не она. Андрей Степанович снова сел на кожаный диван иснова - который раз! - он старался собрать эту почву под ногами - не почва,а отдельные положения, ровные и несомненные, как натертые квадраты паркета,- они расползались под ногами, и Андрей Степанович снова старался ихсдвинуть вместе, а они скользили врозь, будто паркетины лежали на гладкомльду, и Андрей Степанович мучился и снова вдруг выскакивала мысль: "Да-да!Андрушевич даже родственник Рейендорфам - черт! Поздно, ехать сейчаснельзя. Не забыть! Не забыть! Андрушевич" - и для памяти вслух говорил: