Сладкое зло - страница 62

Я схватила стопку сложенной одежды и пошла в номер.

Каидан сидел на своей кровати и смотрел телевизор. На меня он не оглянулся. Его вещи я положила на комод, а свои стала складывать в сумку. На дне ее, оказывается, лежала та самая красная футболка, которую он мне одолжил, когда я пришла к нему домой. Я достала футболку и присоединила к его вещам.

Чем бы теперь заняться? Я задумалась. На полу стояла моя школьная сумка, набитая книжками из списка на лето продвинутой программы по английской литературе. Патти уговорила меня взять их с собой. Я подняла сумку с пола и водрузила на кровать.

— Что это у тебя? — спросил Каидан.

Значит, он решил вести себя так, как будто ничего не случилось? Хорошо, подыграю ему.

— Английский. — Я положила перед собой на кровать сборник американской поэзии и тетрадку. Каидан выключил телевизор, подошел ко мне, растянулся во весь свой немалый рост поперек кровати, взял книжку и раскрыл.

Вот нахал.

И тут во мне забрезжила болезненная догадка. Может быть, он не притворяется, что это для него ничего не значит. Может, правда, не значит. А почему вдруг должно значить? Наверняка многие девушки, намного более обольстительные, чем я, уговаривали его обменяться с ними клятвой верности, и всем он отказал. С чего это я решила, что мой случай особый? Из-за того, что мы владеем общей тайной, касающейся наших родителей, и умеем усиливать восприятие?

Говорят, нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было. Но я потеряла. И разочарование причиняло мне боль.

Я нашла возле изголовья незанятый уголок, забралась туда и села, скрестив ноги. Меня совершенно измучила коса. Я перекинула ее через плечо, освободила от резинки, расплела, помассировала кончиками пальцев уставшую кожу под волосами. Потом запустила пальцы в сами волосы, волнистые после косы, и медленно повела вниз, аккуратно разделяя попадающиеся узелки. Каидан издал странный горловой звук, потом кашлянул. Я взглянула в его сторону — он старательно изучал книжку. Его глаза скользнули по мне и вернулись на страницу. Что это с ним?

Я почувствовала обиду и порадовалась, что теперь умею прятать цвета. Нарочно громко раскрыла тетрадь, вытащила верхний листок с заданиями. И на первом же вопросе тихо зарычала.

— Что случилось? — подал голос Каидан.

— Такие вопросы невыносимы! «Опишите мнение автора о смерти, высказанное в строчках с восемнадцатой по двадцать первую». Это же стихи, плач в голос! Красота поэзии в том, что для разных людей в разное время она может значить разное. А от нас — ну, ты знаешь, — ждут одного конкретного так называемого правильного ответа, собственные мысли не засчитываются. Недопустимо так препарировать поэзию!

Я возмущенно отбросила листок и вдруг почувствовала на своей щеке руку Каидана. Оказывается, я так разгорячилась во время своей гневной тирады, что даже не заметила, как он сел. Сердце колотилось как бешеное. Я повернулась к Каидану — глаза его пылали, а знакомый аромат апельсиновой рощи звучал ярче обычного.

— Серьезно, — прошептала я, не в силах отвести взгляд. — Ты снова строишь мне постельные глазки.

Мы одновременно потянулись друг к другу и встретились на полпути. Его губы, такие же горячие, как глаза, пронзили меня током желания. Он нежно раскрыл мои губы своими, и я ощутила, как нас обоих красным шелком охватывает со всех сторон страсть, все крепче притягивая друг к другу. Внутренняя борьба во мне велась довольно нерешительно, и я придвинулась ближе к Каидану, а тетрадка и листки полетели на пол.

Он оставил мои губы и стал жадно целовать, спускаясь все ниже по шее. Ощутив на коже его горячее дыхание, я застонала, и это послужило ему сигналом. Он тут же оказался на мне, и меня охватила незнакомая жажда. Я заглушила тревожный шепот сердца и через голову стянула с Каидана футболку. Теперь его гладкая смуглая кожа была повсюду и источала жар. Он расстегнул мою блузку, я выпуталась из нее и сбросила ее на пол, к тетрадке, а маечку, снятую через голову, он тем временем запустил в другой конец комнаты. Наши губы вновь соединились, кожа касалась кожи, но мы стремились стать еще ближе. Он отвел губы, ровно настолько, чтобы можно было говорить.

— Во сколько позвонит Патти?

Я, извернувшись, взглянула на часы, а Каидан уже целовал мою ключицу.

— Через час с небольшим, — ответила я шепотом.

— Нам может просто-напросто не хватить времени.

Одним плавным движением он развернул нас обоих так, что я оказалась сидящей у него на коленях, обнимая ногами его тело. Моя кожа вспыхивала от прикосновений крепких рук Каидана и — на контрасте — мягкой нежности моих распущенных волос. Я не успела опомниться, как его губы — само совершенство — пробежались по плечам, стянули вниз бретельки лифчика и чутко прикоснулись к груди — не слишком слабо и не слишком сильно, а ровно так, как мне хотелось. Я откинула голову в его подставленную ладонь, прижалась бедрами к мускулистому торсу и была вознаграждена глубоким рычанием.

Он так же плавно перевернул нас снова. Теперь его губы находились чуть ниже ключиц. Я вплела руки в его густые волосы, а он, спускась все ниже, покрывал поцелуями мою кожу. Постепенно его губы прожгли себе дорожку к поясу моих шорт, и к этому моменту я уже хватала воздух ртом. Он расстегнул кнопку, коснулся языком моей чувствительной кожи и издал могучий мужской рык, от которого я задохнулась, и прошептал:

— Дорогая, пора меня остановить. Скоро я тебя совсем раздену, и тогда — можешь мне поверить, — будет поздно.