Асина память. Рассказы из российской глубинки (Духовная проза) - 2015 - страница 51

Охочие до пересказов бабки передавали: дескать, колдунья не раз говорила, что не ступит ногой в церкву, поскольку нет в ней благочестия, а все нынешние церковницы, прислужницы и уборщицы — все они бывшие матерщинницы, все по молодости погуляли, абортов понаделали, а к старости объявили себя праведницами, а туда, где такие «праведницы», и ходить нечего!

Личность колдуньи по сельским меркам была весьма примечательной. Люди к ней приезжали не только со всей округи и из близлежащих городов, но даже из Москвы! Насколько я мог судить о ее занятиях, опять же с чужих слов, она лечила от пьянства, заговаривала болезни и даже отчитывала — то есть занималась экзорцизмом. Известность ее подпитывалась районной и областной газетами, восторженно писавшими о ней как о «народной целительнице, наделенной чудесными дарами и несущей людям радость и исцеление». Но местные упорно продолжали именовать ее колдуньей, возражая, что никакая она не «целительница» — она колдует да заговаривает всякими заговорами.

И вот однажды зашла ко мне Галина-слепая и, поведав о том, что колдунья сильно занедужила, передала мне ее настоятельную просьбу совершить над ней таинство Соборования. Галина вызвалась проводить меня по нужному адресу и заодно, если понадобится, помочь. Правда, по пути Галина пару раз покряхтела и поежилась:

— Не лежит у меня душа ходить к этой... — она дипломатично опустила слово «колдунья», видимо, сообразуясь с ситуацией, все же мы шли соборовать, и продолжила: — Но уж больно просила она через своих присных, чтобы навестил ее священник.

Дверь нам открыла щуплая малорослая старушка, едва ли не карлица, с седой непокрытой головой, короткой стрижкой, походившая на подростка. Колдунья — а это была именно она — принялась благодарить нас за то, что пришли все-таки, не погнушались, а то она уж и не чаяла...

Первое, что сразу же бросилось в глаза: при явном нездоровье, желтизне кожи, темных подглазьях и одутловатости лица — необыкновенная телесная подвижность женщины. Ей была свойственна чрезмерная телесная кинетика, избыточность движений — от всплеска рук до умиленно и молитвенно сложенных ладоней и потрясания ими при разговоре. Жесты казались либо подчеркнуто аффектированными, либо приглушенными до еле заметных знаков пальцами — середины практически не было. Говорила она сухой скороговоркой, почти не выдерживая пауз между словами, без интонаций, но порой или понижая тон до полушепота, или возвышая его до старческого дребезжания.

Трудно сказать, сколько ей лет было на вид. Моя провожатая Галина говорила по пути, интонируя звук «о» по местному обычаю: «Она еще не старая, ей только шестьдесят», что по берендеевским меркам являлось еще не старостью, а лишь крайним порогом среднего возраста.

Мы прошли через переднюю в довольно просторную комнату. Пока хозяйка убирала нашу одежду, я смог осмотреться. Комната, насколько можно судить, играла роль гостиной и имела не совсем обычный вид. Я, конечно же, не рассчитывал увидеть котел для варки зелья, сову или летучую мышь, но зато у стены помещались два длинных составленных вместе стола, покрытых чем-то вроде оранжевой парчи, сплошь уставленных двумя десятками икон разного размера. Это была современная печатная продукция на картоне, старых образов среди них не наблюдалось. Насколько я помню, были там большие и малые иконы Спасителя, несколько образов Божией Матери, великомученика целителя Пантелеймона и других святых. Перед иконами стояли настольные лампады, лежали пучки свечей, ладан в коробочке и какие-то по виду явно церковные книжки. Остальное пространство на столах занимали банки с водой. Еще в комнате имелась пара стульев и кресел, а на противоположной от столов стороне стояли на тумбочке широкоэкранный телевизор и видеомагнитофон марки Sony.

Прежде чем приступить к соборованию хозяйки дома, я должен был убедиться в искренности ее желания. К тому же у меня оставались вопросы, связанные с ее занятиями, и мне следовало принять решение о возможности или же невозможности совершения Таинства, если вдруг отыщутся какие-либо препятствия. Наша беседа не носила характера исповеди, к тому же в комнате, с согласия самой хозяйки, присутствовала бабка Галина, а значит, беседа эта вполне может быть передана здесь хотя бы частично.

Первым делом я спросил, занимается ли она целительством. Женщина подтвердила, что лечит людей и от пьянства, и от тоски, и от прочих хворей...

— А от семейных раздоров, сглаза и порчи не лечите?

Она посмотрела на Галину и неохотно призналась, что приходится исцелять и от этого — люди приходят, просят помочь, разве откажешь? Тут у нее вышло довольно пространное отступление, до которых, как выяснилось из дальнейшего разговора, она была охоча. Суть его состояла в том, что мир лежит во зле, Антихрист уже пребывает на земле и в последние времена у людей испортились нравы: они ходят, как во тьме, и ищут помощи, а она помогает им.

— Хорошо, а как именно вы им помогаете? Например, в селе говорят, что вы — колдунья. Есть ли основания для таких утверждений?

— Да врут люди! Наговаривают, кто по злобе, кто по зависти. Ко мне приезжает много народу, я всех лечу, а наши думают, что я деньги гребу лопатой. Я денег не беру, разве что кто сколько сам положит. Я лечу молитвой. Люди приходят ко мне, я поговорю, расспрошу, с чем пришли, а потом мы встанем — она показала в сторону столов с иконами — и я молюсь. Читаю молитвы Матери Божией, святым угодникам...

— А что за молитвы?

— «Богородице Дево...», «Живый в помощи...» — все по книжкам читаю.