Пикник у Висячей скалы - страница 40
Кирпично-красные черты растянулись в подобии ухмылки.
— Он отличный парень, это да.
— Тоже самое он сказал и о вас, Альберт.
— Да? Очуметь. Простите, мисс — я редко разговариваю с такими как вы. Что ж мне пора за работу. Бывайте.
Решительное движение могучих рук и русалки вновь задвигались. Он ушел, и Ирме показалось, словно её отвергла королевская особа.
Было ровно три часа. Но на этом вращающемся шаре нет ни одного момента, которое миллионы людей не воспринимали бы по необычным меркам: обрывки вечности, не связанные ни с датами, ни с часами. Для Альберта Кранделла, этот краткий разговор на озере будет неминуемо расширяться в памяти, в течение всей его достаточно долгой жизни, полностью заполнив тот летний день. Что говорила Ирма и что отвечал он, было относительно неважно. На самом деле, само очарование ослепительной девушки, чьи чёрные как ночное небо глаза, он так усердно избегал, почти лишили его дара речи. Теперь, 10 минут спустя, оказавшись во влажном уединении кустарника, он присел на пустую тачку и вытер пот с лица и рук. У него было достаточно времени, чтобы восстановить психическое и физическое равновесие, так как он совершенно точно знал, что никогда не поговорит с Ирмой Леопольд снова.
Альберт ещё не успел скрыться в щели лавровой изгороди, когда по точному времени, с появлением трёх деревянных фигур на швейцарских часах (где всегда есть женщина), — Майк вышел из дому и Ирма вновь появилась у дверей сарая для лодок. Она стояла и смотрела, как он, слегка прихрамывая, спешит к ней по пятнистой от солнца траве.
— Я наконец встретила вашего Альберта.
Искреннее лицо Майка просияло, как это всегда случалось при упоминании Альберта.
— И? Разве я был не прав?
Милый Майкл! Поразившись тому, как неуклюжий кирпично-красный юноша может вызвать столько восхищения, Ирма ступила в ожидавшую их лодку.
Погода оставалась тёплой и солнечной, и ежедневные прогулки по спокойному озеру, под умиротворяющие переливы горного ручья, продолжались. В дорогостоящем зелёном уединении, Фитцхьюберты лежали в длинных плетёных стульях, наблюдая за уходящим временем года. В саду «Лейк Вью» этим летом было необычайно спокойно. Было слышно, как жужжат пчёлы на клумбах под окнами гостиной и время от времени смех Ирмы, разлетавшийся над озером. За дубами и каштанами, на крутой коричневой дороге поскрипывала одна из повозок Хасси, распугивая голубей на лужайке. Белый павлин спал, два спаниеля целыми днями дремали в тени.
Майкл и Ирма вместе исследовали каждый уголок розария полковника, огород, впалую лужайку для крокета, кустарниковые аллеи, чьи извилистые тропинки заканчивались восхитительными беседками, идеально подходящими для детских настольных игр, в которые они играли, сидя на садовых стульях с прямыми спинками, полностью сделанными из чугунного папоротника. Прилагать усилий для поддержания беседы не требовалось, и это очень нравилось Майклу. Когда миссис Фитцхьюберт встречала их, держащихся за руки на деревянном мосту, она вздыхала:
— Она так счастливы! Так молоды!
И спрашивала мужа:
— О чём они могут говорить целыми днями?
Порой Ирма обнаруживала, что болтает так, как когда-то давно в школе: для чистого удовольствия, забрасывая слова в светящийся воздух, как дети с радостью запускают в небо змея. Не имея надобности отвечать или даже слушать, находясь рядом, Майк наклонялся через перила мостика, — с каждым поворотом головы густая прядь падала ему на один глаз, — и целился нескончаемыми камешками в зияющий рот каменной лягушки, стоящей у заводи.
Теперь, ближе к вечеру, маленькое озеро под наклонными тенями остыло и среди камыша плыло несколько пожелтевших листьев.
— Милый Майк, как тяжело думать, что лето почти кончилось и мы больше не будем кататься на лодке.
— Мне тоже, — ответил Майк, умело огибая лодкой кувшинки. — К слову, эта старая плоскодонка вряд ли выдержит следующий раз, — усмехнулся он.
— О, Майк!.. Значит теперь всё закончилось.
— Что ж, но нам ведь было хорошо.
— Миранда говорила, что всё начинается и заканчивается в нужное время и в нужном месте…
Майк, верно, слишком сильно опёрся на весло. Ирма услышала, как под гниющими досками зашумела вода и плоскодонка неуклюже качнулась вперёд.
— Прости… я тебя обрызгал? Эти ужасные корни лилий…
Кувшинки у пристани уже закрылись и таинственно лежали в полумраке. Над камышами взлетел белый лебедь. Они немного постояли, глядя как он летит над водой и скрывается среди ив на другом берегу. Именно таким потом будет вспоминать Майкла Фитцхьюберта Ирма. Совершенно неожиданно он появится рядом с ней в Булонском лесу или под деревьями Гайд-парка: с прядью светлых волос на глазу и лицом, повёрнутым в сторону удаляющегося лебедя.
В ту ночь из-за соснового леса опустился туман и задержался до самого утра. Из окна Ирмы в доме садовника ничего не было видно и миссис Катлер вышла посмотреть на свои теплицы, предсказывая раннюю зиму. В магазине Манасса редкий покупатель, прося утреннюю газету, с уже слабеющим интересом спрашивал: «Нет ли чего нового о загадке колледжа?». Но ничего не было — по крайней мере, из того что могло хоть отдалённо назваться новостью на веранде Манасса. Местные жители признали историю со Скалой оконченной и благополучно начали её забывать.
Последняя прогулка по озеру. Последнее лёгкое пожатие руки… Незаметно и нигде не зафиксировано, тень от событий пикника продолжала сгущаться и расходиться.
