Дед - страница 18
А вот группа членов партийной делегации из Вологды, узрев оживших вождей, постыдно обгадилась в полном составе, и, подвывая, в исполнение приказов обнаженной Натальи, занималась друг с дружкой мужеложством и признавалась в работе на разведку Ватикана. Один лишь раз чуть было не произошла накладка: зашедший в мавзолей коммунистически ориентированный черный товарищ из развивающейся Африки, найдя себя ночью лицом к лицу с двумя нервными кадаврами, не растерялся, а стал вполне профессионально творить вудуистские заклинания. Еле осилили передового колдуна. Был он, на их счастье, сильно пьян и против всего кагала не выдюжил. На память об этом случае остались сделанные из его татуированной шкуры два портсигара. Хорошо, свободно им было в мавзолее! Но в пятьдесят седьмом один из посетителей кинул в саркофаг банку с чернилами и на допросе утверждал, что его дочка пропала на экскурсии в мавзолей неделей раньше. И хотя процесс утилизации того, что оставалось после игрищ, был налажен, Збарский, уже младший, забеспокоился и отнял у Спиридона пропуск. А в шестьдесят первом Сталина оттуда вытащили и закопали, и Ильич, заскучав, стал ускоренно разлагаться. Спиридону к тому времени вход туда был заказан, да и были у него дела поважнее - подрастал внук.
ГЛАВА 6
В первый раз родители привезли маленького Володю в Ильинское, к деду, в шестидесятом. До того Спиридон, отговариваясь занятостью, к себе не приглашал. Наезжал в Ленинград сам, привозил деньги, гостинцы. Семья работала тяжело, на заводе, и дедова помощь была кстати. Со внуком Спиридон сильно не тетешкался, больше смотрел. Ничего не могло ускользнуть от его взгляда - ни Володина вялость, общая физическая неразвитость, ни его отсутствие интереса к жизни вне своего тихого, маленького мира, состоящего из конструктора, пластилина, невнятных бесшумных игр, ни отсутствие интереса ко всегдашним шумным салкам-догонялкам за окном, на улице… Родители объясняли себе это блокадой, пережитой матерью, слабостью, оставшейся после нее на всю жизнь. Мальчик, как бы являлся маленьким акварельным наброском того невнятного, бледного города, в котором вырос, города, все жизненные соки которого текли замедленно, как и его серая Река, вода его каналов.
В деревне Володя поначалу был напуган яркостью природы, которая после городского асфальта была ему джунглями, шумной веселостью деревенских своих сверстников. Но уже вскоре привычно отгородился от всего этого в собственных своих тихих играх, для которых уединялся в дедов сарай или шел в ближний лесок за околицей. Товарищей у него не было. Дед не препятствовал ему, а баба Оля, безмолвная тень, тихое домашнее привидение, сразу увидела в маленьком внуке господина, как и во всех, кто был вокруг.
На все то время, пока внук гостил у него, Спиридон отошел от дел, безвыездно сидел в Ильинском, отъезжая изредка в Красногорск за припасами и гостинцами, в Москве же не показывался вовсе. Дела копились, Хрущев требовал к себе, но все было неважно. Дед наблюдал за внуком. Исподтишка, ненавязчиво, ни в чем тому не препятствуя.
Однажды, выйдя во двор до ветру, Спиридон услышал доносящийся из сарая невнятный, почти не слышный то ли визг, то ли плач. Бесшумно подошел он к неплотной, щелястой стене сарая и заглянул в дыру между досок. Володя мучил кошку. В неярком свете свисающей с потолка слабой лампы, было видно, как извивается связанное какой-то тряпкой бедное животное. Мальчик тыкал в него железным прутом, норовя попасть кошке под хвост, Потом зажег дедовой зажигалкой щепку и ею прижигал зверьку морду. Спиридон тихо прошел в дом, и уже через минуту вернувшись, неслышно отворял дверь сарая. Мальчик увидел его не сразу. Он увлеченно продолжал заниматься своим делом, и Спиридон с удовлетворением заметил, как на штанишках ребенка гульфик набух маленьким бугорком.
Дед кашлянул. Ребенок дернулся, как будто через него пропустили электроток, белое лицо его выражало ужас. Мальчик оттолкнул кошку ногой, медленно опустился на пол, свернулся ничком, заикал. Плакать он от страха не мог. Спиридон увидел, что он описался.
Дед усадил ребенка на колени, гладил его по голове, шептал что-то неразборчиво ласковое… Ребенок начал успокаиваться, пережитый кошмар разоблачения бросил его в сон. Держа спящего мальчика на руках, Спиридон думал о том, как буднично, неожиданно пришел самый важный час в его жизни. Час, к которому он готовил себя с юности, и к которому вели его казавшиеся поначалу случайными встречи, вроде бы и неважные события, и, позже, все данные ему знания, невообразимые для простого человека, вся полученная им гигантская сила. Время пришло, и оно доносило из будущего шелест Черной Большей Воды. Все то немногое, что осталось человеческим в нем, тонуло сейчас в этой Воде.
И уже другой человек через недолгое время, показавшееся ему вечностью, осторожно, чтобы случайно не напугать, стал будить уютно свернувшегося у него на коленях в беспокойном сне маленького ребенка.
Этот человек осторожно поднял мальчика с колен, и когда тот, придя в себя, начал шмыгать носом, посадил его на стоящий рядом высокий верстак.
- Прекрати плакать, ничего плохого ты не делал. Но делать это надо не так. Я покажу тебе, как интересно.
Он достал из кармана сверток, из которого появились большие гвозди и моток бечевки.
- Сначала вбиваем гвозди квадратом. Теперь надо надрать с кошки шерсть и намотать на бечевку. Лучше, конечно, нитка, спряденная из ее шерсти, но и так сойдет. Вяжем вот такие узелки… Петли на лапы, голову... Теперь растягиваем ее между гвоздями. Берем мел, рисуем вот такие буковки… Видишь, сразу перестала орать - не может.
